Поскольку он отошел от дел, Дэн Сяопин решил поддержать своего преемника, оставив комплект установок в качестве руководства к действию ему и следующему поколению руководителей. Издавая инструкции функционерам коммунистической партии, Дэн выбрал способ из классической китайской истории. Указания были резкими и краткими. Написанные в классическом китайском поэтическом стиле[639], они составили два документа: указания из 24 иероглифов и разъяснение из 12 иероглифов только для высших официальных лиц. Указание из 24 иероглифов гласило:

«Внимательно наблюдай, защищай наши позиции, решай дела спокойно, скрывай наши потенциальные возможности и выжидай удобный случай, чтобы действовать, умей не высовываться, никогда не претендуй на лидерство»[640].

Разъяснение политики из 12 иероглифов ограничивалось еще более узким кругом допущенных руководителей. Оно состояло в следующем:

«Вражеские войска стоят за стенами. Они сильнее нас. Нам следует занимать в основном оборонительные позиции»[641].

Против кого и чего? Высказывания из 24 иероглифов ничего не говорили по этому вопросу, возможно, потому, что Дэн Сяопин мог предположить, что его слушатели поймут инстинктивно, что позиция их страны стала непрочной как по внутренним причинам, так и в еще большей степени по причинам международным.

Заветы Дэн Сяопина, с одной стороны, вызывали в памяти времена в истории Китая, когда он бывал окружен потенциально враждебными силами. В периоды возрождения Китай, бывало, доминировал над своим ближайшим окружением. В периоды упадка он пытался выиграть время, будучи уверенным в том, что его культурный и политический порядок даст ему возможность восстановить свое величие, которого он был достоин. Заявление из 12 иероглифов говорило китайским руководителям о наступлении опасных времен. У внешнего мира всегда возникали сложности в делах с этим уникальным образованием, замкнутым и все же универсальным, величественным и все же имеющим привычку переживать периодические периоды хаоса. А сейчас престарелый руководитель древнего народа давал последние указания своему обществу, чувствующему себя в осаде в то время, когда оно пыталось себя реформировать.

Дэн Сяопин стремился объединить свой народ, но не с помощью призывов к чувствам или китайскому национализму, как он легко мог бы это сделать. Нет, он вызвал древние ассоциации: будь спокоен перед противником, проявляй высокие аналитические способности, поставленные на службу во имя долга, соблюдай порядок в достижении общей цели. Самым большим вызовом в его понимании было не столько пережить все испытания, обрисованные в заявлении из 12 иероглифов, сколько подготовиться к будущему, к тому времени, когда непосредственная опасность уже будет преодолена.

Предназначалось ли заявление из 24 иероглифов в качества руководства к действиям на момент слабости или оно являлось наставлением на все времена? Тогда китайская реформа находилась под угрозой из-за последствий внутренних беспорядков и давления иностранных государств. Но на следующей стадии, в случае успеха реформы, рост Китая мог бы вызвать иные формы озабоченности остального мира, и международное сообщество попыталось бы помешать броску Китая и его превращению в господствующую державу. Предвидел ли Дэн Сяопин в момент великого кризиса возникновение более серьезной опасности для Китая в результате его неизбежного возвышения? При таком толковании Дэн Сяопин предлагал своим людям «скрывать наши возможности и выжидать время для того, чтобы действовать» и «никогда не претендовать на лидерство» — что могло бы означать: не возбуждайте ненужные страхи своей чрезмерной настойчивостью.

В самый сложный момент, в период массовых беспорядков и изоляции Китая, Дэн Сяопин, вероятно, боялся как того, что Китай мог бы извести себя в теперешнем кризисе, так и того, что его будущее могло бы зависеть от способности руководителей следующего поколения овладеть объективным восприятием, требующимся для распознавания опасностей от излишней самоуверенности. Было ли заявление адресовано на случай текущих трудностей, с которыми столкнулся в тот момент Китай, или Китаю следовало использовать изложенные в 24 иероглифах принципы, когда он будет достаточно силен, чтобы ему не требовалось их выполнять? Ответы на эти вопросы о Китае во многом зависят от будущего китайско-американских отношений.

B июне 1989 года, когда руководство коммунистической партии оказалось разделенным из-за вопроса, что делать, генерального секретаря партии Чжао Цзыяна, назначенного Дэн Сяопином тремя годами ранее, отправили в отставку за то, как он разруливал кризис. Во главе партии поставили секретаря парткома Шанхая Цзян Цзэминя.

Кризис, с которым столкнулся Цзян Цзэминь, был одним из самых сложных в истории Китайской Народной Республики. Китай находился в изоляции, из-за границы на него наложили санкции, а внутри страны проблема усугублялась последствиями общенациональных волнений. Продолжался процесс дезинтеграции коммунизма во всех социалистических странах, кроме Северной Кореи и Вьетнама. Известные китайские диссиденты убежали за границу, где получили убежище, где их с сочувствием выслушивали и где они могли свободно действовать. Неспокойными оставались Тибет и Синьцзян. Повсюду в мире приветствовали Далай-ламу. В тот же год, когда произошли события на площади Тяньаньмэнь, он получил Нобелевскую премию мира на гребне возросшего международного внимания к вопросу об автономии Тибета.

После каждой волны общественно-политических беспорядков наиболее серьезной проблемой для власти становится вопрос о том, как восстанавливать чувство сплоченности. И во имя каких принципов? Внутренняя реакция на кризис несла больше угрозы реформе в Китае, чем санкции извне. Консерваторы в Политбюро, в чьей поддержке Дэн Сяопин нуждался во время тяньаньмэньского кризиса, обвиняли в кризисе дэновскую «эволюционную политику» и требовали от Цзян Цзэминя вернуться к традиционным маоистским ценностям. Они зашли так далеко, что требовали пересмотра, казалось бы, уже устоявшегося курса, к примеру, в вопросе осуждения «культурной революции». Член Политбюро по имени Дэн Лицюнь (известный также как «малыш Дэн») утверждал: «Если нам не удастся развернуть решительную борьбу против либерализма или капиталистической реформы и открытия для внешнего мира, наше дело социализма будет разрушено»[642]. Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь придерживались диаметрально противоположных взглядов. В их понимании китайская политическая структура могла бы получить новый импульс только на основе ускорения реализации программы реформы. Наилучшую гарантию социальной стабильности они видели в улучшении жизненных стандартов и повышении производительности труда.