Вскоре после своего назначения в ноябре 1989 года Цзян Цзэминь пригласил меня на беседу, в ходе которой представил события через призму возврата к традиционной дипломатии. Он не мог понять, почему реакция Китая на внутренние проблемы вызвала разлад отношений с Соединенными Штатами. «Между Китаем и Соединенными Штатами нет больших проблем, за исключением Тайваня, — считал он. — У нас нет проблем границ, по тайваньской проблеме в Шанхайском коммюнике установлена хорошая формула». Он подчеркнул, что Китай не претендует на применение внутренних принципов за границей. «Мы не экспортируем революции. Но общественная система в Китае базируется на нашей собственной исторической позиции».

В любом случае Китай продолжит экономические реформы: «В том, что касается Китая, дверь всегда остается открытой. Мы готовы реагировать на позитивные жесты со стороны США. У нас много общих интересов. Но наша реформа — дело добровольное, никто не вправе будет нам ее навязывать.

Китайская история подтверждает: чем больше давление, тем сильнее сопротивление. Я, как выпускник вуза естественных наук, попытаюсь расшифровать порядок вещей с точки зрения законов естественных наук. Население Китая составляет 1,1 млрд человек. Оно огромно, существует много разных особенностей. Его не так легко подталкивать вперед. Как старый друг, я говорю с Вами откровенно».

Цзян поделился со мной своими впечатлениями о тяньаньмэньском кризисе. Судя по его объяснению, китайское правительство не было «психологически подготовлено к этому событию», а Политбюро с самого начала раскололось. По его версии событий, героев оказалось мало — как среди студенческих лидеров, так и в партии. Их он описал с сожалением как неэффективно действовавшую и разъединенную перед лицом беспрецедентной проблемы силу.

Когда я встретился с Цзян Цзэминем снова почти через год, в сентябре 1990 года, отношения с Соединенными Штатами оставались по-прежнему напряженными. Дело с пакетной сделкой, увязывавшей ослабление наших санкций с освобождением Фан Личжи, продвигалось медленно. В каком-то смысле разочарования выглядели вполне естественным делом, учитывая характер проблемы. Американские защитники прав человека настаивали на ценностях, которые они считали универсальными. Китайские руководители предпринимали некоторые корректировки, основанные на их восприятии китайских интересов. Американские активисты, особенно некоторые НПО (неправительственные организации), не собирались объявлять о достижении своих целей на основе частичных мер. Им казалось, что шаги, рассматриваемые Пекином как уступки, подразумевали, что их цели могли быть предметом торга, а посему не были универсальными. Активисты подчеркивали моральные, а не политические цели, китайские руководители сосредоточивали свое внимание на продолжении политического процесса — а более всего на срочном прекращении напряженности и возвращении к «нормальным» отношениям. А именно возврат к нормальным отношениям активисты как раз либо отвергали, либо выдвигали для него какие-то условия.

Позднее в дебатах стали использовать уничижительную деморализующую лексику, отвергая традиционную дипломатию как «завязанную на деловые связи». При таком подходе конструктивные долгосрочные отношения с недемократическими государствами невозможны уже просто по определению. Сторонники этого курса начинают с предпосылки того, что подлинный и длительный мир предполагает сообщество демократических государств. Именно поэтому и администрации Форда, и администрации Клинтона двадцать лет спустя не удавалось добиться компромисса в конгрессе в отношении применения поправки Джексона — Вэника, даже когда Советский Союз и Китай, казалось, были готовы на уступки. Активисты не хотели учитывать частичные шаги и выступали за продолжение оказания давления с целью достижения конечных целей. Цзян Цзэминь затронул этот вопрос в беседе со мной в 1990 году. Китай недавно «принял множество мер», руководствуясь преимущественно желанием улучшить отношения с Соединенными Штатами:

«Некоторые из них являются внутренними делами, касающимися сугубо внутренних вопросов, таких как снятие чрезвычайного положения в Пекине и в Тибете. Мы проделали эти вещи исходя из двух соображений. Первое заключается в том, что они свидетельствуют о внутренней стабильности в Китае. Второе, мы не скрываем тот факт, что мы используем эти меры, надеясь улучшить взаимопонимание в американо-китайских отношениях».

Их действия, по мнению Цзян Цзэминя, не возымели ответной реакции. Пекин выполнил свою часть пакетной сделки Дэн Сяопина, но не смог удовлетворить все возрастающие требования со стороны конгресса США.

Демократические ценности и права человека являются сутью веры Америки в саму себя. Но, как и все ценности, они имеют абсолютный характер, а это несет вызов компоненту нюансировки, исходя из которой должна обычно проводиться внешняя политика. Если принятие американских принципов управления становится главным условием прогресса во всех других сферах взаимоотношений, тупик неизбежен. В этом смысле обе стороны должны правильно взвешивать требования национальной безопасности и веления своих принципов управления. Столкнувшись с твердым неприятием данных принципов в Пекине, администрация Клинтона предпочла подкорректировать свою позицию, как мы увидим ниже в этой главе. Проблема в таком случае сводится к подгонке приоритетов между Соединенными Штатами и их партнером — другими словами, к «завязанной на деловые связи» традиционной дипломатии. Либо столкнуться в противоборстве.

Это выбор, который непременно требуется сделать, его нельзя манкировать. Я уважаю тех, кто готов отстаивать свою точку зрения на императивы по распространению американских ценностей. Но внешняя политика должна определять как средства, так и цели, и если применяемые средства превышают международные рамки дозволенного или взаимоотношений, считающихся важными для национальной безопасности, этот выбор должен быть сделан. Но мы не должны сводить до минимума природу выбора. Наилучшим итогом американских дебатов стало бы соединение двух подходов: для идеалистов — признать, что принципы необходимо так или иначе выполнять, а отсюда они периодически должны приспосабливаться к обстоятельствам; для «реалистов» — признать, что ценности имеют собственную реальную сущность, поэтому они должны встраиваться в действующую политику. При таком подходе будет признан любой оттенок нюансировки, присутствующий в том или другом лагере, будут учтены все усилия по сочетанию всех оттенков нюансировки позиций сторон. На практике эта цель часто оказывается погребенной под полемическими страстями.

В 1990-х годах американские внутренние дебаты копировались в дискуссиях с китайскими руководителями. Через 40 лет после победы коммунизма в своей стране руководители Китая будут выступать на стороне международного порядка, отвергавшего передачу системы ценностей через границы (что некогда было священным принципом коммунистической политики), в то время как Соединенные Штаты предпочитали настаивать на универсальности системы этих ценностей, достигаемой путем давления или материального стимулирования, то есть путем вмешательства во внутреннюю политику другой страны. Не было никакой иронии в том, что преемник Мао Цзэдуна читал мне лекцию о природе международной системы, основанной на суверенности государств, о чем я писал еще несколько десятков лет назад.