– Слава Богу, Тошан согласился выехать не вчера, а сегодня, – вздохнула она. – Благодаря тебе, Киона.

– Я не сделала ничего особенного, Мин. Я всего лишь объяснила этим господам, что если они проведут еще один денек со своими родственниками в спокойной обстановке, то это пойдет всем на пользу. Людвиг смог поиграть со своими детьми и объяснить им, почему он уезжает на несколько недель, а Одина смогла навестить своего отца Наку.

– Если бы мы только могли представить себе, что этот почтенный старик находится в Пуэнт-Блё!

– Да, жаль, что я не узнала об этом намного раньше, – посетовала Киона. – Я должна навестить его в четверг. Он ждет меня именно в этот день и ни в какой другой.

– Не сочти меня бестактной и назойливой, но как могло случиться, что у тебя не было видения относительно того, что твой прадедушка обосновался в резервации, аж до прошлого воскресенья? По словам уполномоченного по делам индейцев, Наку привезли туда в начале прошлой зимы.

– Хорошо, что привезли! В его возрасте он уже не мог выносить сильных морозов в горах. Если у меня до недавних пор не было видения относительно его приезда в резервацию – значит, тогда не подошло еще время. Когда я была маленькой и жила с мамой, я встречалась с ним два раза. Затем, насколько я знаю, он изготавливал для меня амулеты, но я его уже не видела. Я лишь слышала о нем от Одины. Я долгое время думала, что речь идет о моем дедушке, но на самом деле она рассказывала о моем прадедушке. Но не важно, я в любом случае рада тому, что он все еще жив и находится теперь недалеко от меня.

– Смотри, вон там, в левой части палубы, стоит Лоранс. Она машет нам рукой. Луи тоже! – сказала Эрмин, начав махать рукой в ответ.

Киона заметила этих двух молодых людей, но махать им не стала. Взгляд ее янтарных глаз привлекло красное платье Мари-Нутты, которая, стоя на корме судна, фотографировала Роберваль. Тошан держал свою дочь за плечо. Его длинные волосы развевались на ветру.

– Я не вижу Мукки, – посетовала Эрмин. – На палубе так много народа!

– Посмотри вон туда, в сторону носа судна. Он разговаривает с бабушкой Одиной.

– Да, ты права.

– Мин, дорогая, почему ты решила остаться здесь? Ты ведь сгораешь от желания находиться с ними на судне и вернуться к себе домой, на берег Перибонки. Я чувствую это всем своим существом.

– Ты также, должно быть, чувствуешь, что мне хотелось бы иметь возможность сходить в церковь, чтобы помолиться за Шарлотту, и что я хочу помочь тебе присматривать за Аделью и Томасом. Кроме того, мама проявила большую щедрость и подарила нам современный высококлассный грузовик! Я из чувства благодарности хотела бы посвятить немного времени ей. Тошан рассчитывает вернуться через десять дней, и тогда он отвезет туда и меня, но уже на автомобиле. Ну ладно, давай уйдем с пристани. Мне нужно зайти в булочную.

Эрмин увлекла за собой свою сводную сестру. Они вдвоем представляли собой очаровательное зрелище – в легких платьях пастельных тонов и в белых шляпах с широкими мягкими полями. Мари-Нутта двумя часами раньше сильно удивилась, увидев, что Киона вдруг стала одеваться элегантно.

– Что с тобой случилось? – воскликнула Мари-Нутта.

– Не докучай мне! – огрызнулась ее юная тетя. – Бывают ситуации, когда я одеваюсь традиционно. На похороны Шарлотты я ходила не в спецовке, разве не так? Я провожу вас до пристани. Погода сейчас жаркая, и в таком легком платье я буду чувствовать себя комфортнее.

– Ты очень красива и без нарядной одежды, а в таком элегантном платье – просто ослепительна, – добавила Лоранс.

Теперь Киона жалела о том, что додумалась, как сказала Адель, «нарядиться так, чтобы стать красивой-прекрасивой». Она упрекала саму себя за свое смутное желание оставить у Людвига приятное впечатление о той, кого он упорно называл «маленькой Кионой». «Что он сейчас делает? О чем думает? – спрашивала она сама себя, идя рядом с Эрмин. – На палубе его не было. Он наверняка находился в каюте судна – вместе со всеми теми, кто укрывался там от ветра или страдал от бортовой качки».

Она, досадно отвлекаемая ударами своего быстро заколотившегося сердца, попыталась сконцентрироваться и увидеть мысленным взором, что происходит сейчас с этим красивым немцем. Вскоре ей удалось его увидеть. Видение это было кратковременным, но очень четким. Людвиг сидел на скамейке в голубой рубашке, а его правильные черты лица стали еще более симпатичными благодаря задумчивому выражению. К глазам у него подступили слезы.

– Киона, ты споткнулась! – забеспокоилась Эрмин. – Ты, похоже, не привыкла ходить в обуви на высоком каблуке.

– Нет, дело не в этом. У меня просто сильно закружилась голова. Наверное, оттого, что мы находимся на солнцепеке. Но теперь уже не кружится. Так что все в порядке.

– Я куплю тебе в булочной пирожное. Тебе не помешает съесть чего-нибудь сладенького, чтобы восстановить силы. Ты в последнее время почти ничего не ешь.

Людвиг, находясь на твиндеке судна, переоборудованном в своего рода салон и снабженном баром, пережил сильный шок. Перед ним только что на три-четыре секунды появился образ Кионы, которая была просто ослепительна в своем летнем платье и широкополой шляпе, затенявшей лицо. Она смотрела на него пристально, и в этом ее взгляде он, к своему ошеломлению, узрел некое сильное чувство, удивительно похожее на любовь – любовь, которая была безграничной и объектом которой являлся не кто иной, как он.

Его охватило замешательство. Он поднялся и, подойдя неуверенными шагами к стойке бара, заказал у бармена кружку пива.

* * *

Во второй половине дня, когда обоих самых маленьких детей уже уложили часок-другой поспать, Киона забралась на чердак дома вместе с Аделью и Констаном. Ей нужно было вернуть туда декорации для домашнего кукольного театра, включая три разборных щита из папье-маше. Констан с гордым видом нес в руках ящичек, в котором лежали куклы.

– Если ты это убираешь, то получается, что ты уже больше не будешь показывать нам кукольные представления! – посетовал мальчик.

– Нет, у нас будет спектакль в какое-нибудь другое воскресенье, но если оставить кукол в сарае, то краска на них может из-за сырости испортиться. Кроме того, забираться на чердак иногда бывает очень интересно.

– Почему? – спросила Адель.

– А потому что – погляди сама – чердак похож на большой магазин. Все складывают здесь свои сувениры, поломанные предметы и вообще всякую всячину. Правда, на этом чердаке вещей не так уж много, потому что у Лоры сгорело все имущество во время пожара в ее доме в Валь-Жальбере.

«Сгорело все, кроме того, что я сейчас ищу!» – подумала затем Киона.

Шкатулку с инкрустацией, которую она хотела разыскать, прислали по почте год назад. Мари, старшая сестра Жослина, который вообще-то был родом из Труа-Ривьер, продала старую фамильную ферму семьи Шарденов. То ли решив хоть чем-то поделиться с братом, то ли не осмелившись эту шкатулку и ее содержимое просто выкинуть, она прислала своему брату посылку с этой шкатулкой и запечатанным письмом. «Я была там в то утро, – стала вспоминать Киона. – Папа распаковал посылку и затем открыл шкатулку. Я заметила в ней очень старую тетрадь и высохшие цветы в пакетике».