Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания наголубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернскихчиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужиежены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколькозаговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого,но знали, как славно они сойдутся — то есть Николай с женой этого мужа. Муж,однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться сРостовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда мужневольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако,по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужастановилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна наобоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.

Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшисьна кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологическиекомплименты.

Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах,распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивымиформами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что онхочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.

— Какую же?

— Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрелна собеседницу) голубые, рот — кораллы, белизна… — он глядел на плечи, — стан —Дианы…

Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем онаговорит.

— А! Никита Иваныч, — сказал Николай, учтиво вставая. И, какбы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и емусообщать свое намерение похитить одну блондинку.

Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша снеодобрительным видом подошла к ним.

— Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, — сказала она,таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас сталопонятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. — Пойдем, Nicolas. Ведь тыпозволил мне так называть тебя?

— О да, ma tante. Кто же это?

— Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своейплемянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..

— Мало ли я их там спасал! — сказал Николай.

— Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, стеткой. Ого! как покраснел! Что, или?..

— И не думал, полноте, ma tante.

— Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!

Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухев голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важнымилицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатаябездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты,когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него ипродолжала бранить генерала, выигравшего у нее.

— Очень рада, мой милый, — сказала она, протянув ему руку. —Милости прошу ко мне.

Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого,видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князеАндрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старухаотпустила его, повторив приглашение быть у нее.

Николай обещал и опять покраснел, когда откланивалсяМальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное длянего самого чувство застенчивости, даже страха.

Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, номаленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и,сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшиев ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.

— Знаешь, mon cher, — сказала губернаторша с серьезнымвыражением маленького доброго лица, — вот это тебе точно партия; хочешь, я тебясосватаю?

— Кого, ma tante? — спросил Николай.

— Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, апо-моему, нет, — княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет.Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.

— Совсем нет, — как бы обидевшись, сказал Николай. — Я, matante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь,— сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.

— Так помни же: это не шутка.

— Какая шутка!

— Да, да, — как бы сама с собою говоря, сказалагубернаторша. — А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assiduaupres de l`autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, забелокурой. ] Муж уж жалок, право…

— Ах нет, мы с ним друзья, — в простоте душевной сказалНиколай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для негопрепровождение времени могло бы быть для кого-нибудь не весело.

«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! — вдруг заужином вспомнилось Николаю. — Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясьс губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же»,— он отвел ее в сторону:

— Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…

— Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.

Николай вдруг почувствовал желание и необходимостьрассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери,сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал обэтом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела,однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегдалюдям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности,вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.

— Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет набогатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из-за денег.

— О да, понимаю, — сказала губернаторша.