Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того, как жандармы закончили хохотать, Вилля отволокли в участок, где тот, пребывая в полностью убитом расположении духа, написал чистосердечное признание, в деталях описав свою задумку, и попросил представителей закона расстрелять его на заднем дворе. Представители закона, сотрясаясь от смеха и вытирая слёзы, дали Виллю сигарет, кофе, чистую одежду, капли от головы, после чего заперли в камере предварительного заключения – неожиданно чистом помещении с диванчиком, отдельным нужником и книжным шкафчиком, после чего удалились, оставив механика в бездне чернейшей меланхолии.
Морально убитый Вилль был готов к допросам, но допросов никто не проводил. Раз в сутки появлялся хмурый младший жандарм, оставлял на столе еду и воду, после чего уходил, запирая за собой дверь. Никто не интересовался Виллем; никто больше не заходил в камеру. Это было странно, очень странно.
Механик, разумеется, не знал, что как раз в это время жандармы, сбиваясь с ног, искали неведомого убийцу, что появился в Серных горах двумя днями ранее. Он не мог знать о фонарщике Филимоне, чьё разрезанное на куски тело нашли у ратуши, не знал и о событиях, что последовали за этим. Вилль также не мог знать, что Анна Гром, приехавшая на летние каникулы к своим родителям едва не выцарапала начальнику жандармерии, господину Рюму, глаза, в попытке доказать, что в городе орудует Другой.
Лишь на четвёртый день заключения в камеру Вилля вошёл помощник Рюма, молодой Пьер Артисон, снял с механика наручники, и велел следовать за ним. Механик взглянул на окровавленный мундир Артисона, на дикое выражение лица зама главжандарма, и только молча кивнул.
- Появись вы часом позже, Пьер – Вилль одёрнул полы пыльного коричневого пиджака, – меня бы нарезали на антрекоты. Так что я на вас не в обиде. Мне только интересно, чем всё это время занималось ваше начальство. В городе у нас колдунов нет, так почему же вы, господин Рюм, не прислушались к единственной колдунье, имеющей хоть какую-то квалификацию? Маньяк? Потрошащий по десять человек в день и не оставляющий никаких следов? Вы серьёзно?
Жерар Рюм выдвинулся откуда-то из мрака в круг света, что чертила вокруг себя старая керосиновая лампа. На нём был неизменный белый мундир, белые же штаны с лампасами и высокие сапоги, вот только всё это настолько испачкалось в крови и пыли, что теперь Рюм был похож на рябую корову. Остатки волос на висках топорщились, лицо главжандарма осунулось, а трёхдневная щетина пачкала щёки неким подобием серо-чёрной сажи. Даже волевой подбородок Рюма не мог исправить общей картины; жандарм выглядел ужасно.
- Госпожа Гром, – Жерар Рюм, осунувшись, смотрел куда-то в пол, но голос его, как ни странно, был твёрд, – я думаю, что пришло время передать бразды командования вам. Я тут, увы, ничего поделать не могу. Другие не по моей части.
Анна, широко распахнув глаза, уставилась на Рюма, на Жерара Рюма, начальника жандармерии Серных гор, на этого бравого мудака, который с упрямством идиота продолжал ловить несуществующего убийцу-психопата, в то время как Нелинейная Гидра копила силы, насыщаясь «вита» своих жертв. Если бы этот обух в погонах её послушал, удалось спасти бы очень и очень многих. Удалось бы спасти её мать и отца. Возможно, удалось бы спасти вообще всех.
«Но не злишься ли ты на него ещё и потому, что в случившемся есть и часть твоей вины? Ты ведь тоже не была до конца уверена, так ведь? Если бы ты поверила в себя, если бы не оставила в своих доводах места для сомнений, если бы приняла за постулат тот факт, что в Серных горах появилась Нелинейная Гидра, разве не схватила ты бы первым делом родителей в охапку, и не отправила бы отсюда к чёртовой матери? Дала бы извозчику на почтовой станции десять империалов, так он бы в тот же день отвёз Павла и Марию Гром хоть в Столицу, хоть на Луну. А уже потом ты могла бы вернуться сюда с инквизиторами. Но ты дрогнула. Не до конца поверила самой себе, купилась на уверенные речи Рюма, на его рассказы о двух заключённых, что сбежали с Чернополыни, и которых видели недалеко от города. И что теперь?»
- И что теперь? – Анна выплюнула слова как желчь. – Город отрезан от мира искривляющим куполом. Разрушить его можно только изнутри. А для этого нужно быть либо магистром высшей квазиматематики, либо убить Гидру. Всего-то.
- Госпожа Анна, – староста Гремм изо всех сил пытался придать хоть сколь-нибудь презентабельный вид своему замызганному сюртуку (получалось плохо), – давайте сперва проясним ситуацию, в которой мы оказались. Вы сказали, что здесь, в подвале ратуши, мы в безопасности. Здесь есть колодец, а у нас есть немного еды. Значит ли это, что в ближайшей перспективе нам ничего не грозит?
- Нет. – Анна вздохнула. – Простите, староста, но, увы, всё не так просто. Я не знаю, кто строил ратушу, но, судя по всему, это были первые шахтёрские артели... хотя я и не представляю себе, на кой ляд им понадобилась башня с часами.
- Шахтёры построили это здание одним из первых. – Староста снял очки и принялся протирать их носовым платком. – Здесь, насколько мне известно, был первый артельный барак, и тут же сидело их начальство. Ратушу построили потом, намного позже.
- Ясно. – Анна задумчиво кивнула. – Тогда хотя бы понятно, откуда здесь Замок Ангазара. Шахтёры всегда были народом осторожным и предусмотрительным. Под землёй ведь можно всякое откопать. Например, Чёрную Вдовушку в спячке, или Душного Духа. Им нужно было укрытие... Ну да, ну да... Гидра проявилась в полный рост, заклинание сработало. Всё логично.
- Не могли бы вы, пожалуйста, объяснить подробнее? – Фуллер, который к этому времени уже успел приволочь откуда-то стул со спинкой и удобно развалиться на нём, поднял руку, привлекая к себе внимание. Он выглядел не краше остальных; его дорогой костюм давно превратился в некое подобие половой тряпки, однако управляющий-железнодорожник явно старался не терять оптимизма. – Что вы имеете в виду? Какая ещё защита? Что ещё за Замок?
- Замок Ангазара – весьма мощное заклятье. Относится к Высшим защитным заклинаниям и способно сдерживать Гидру от проникновения сюда безо всяких