– Йонас Клевер, – проговорила она, задумчиво постукивая ногтем по подлокотнику трона, когда он наконец дотащился и встал перед ней. – Да, вот это загадка.

– Ну, – отозвался он с извиняющейся улыбкой, – никто не хочет, чтобы о нем думали как о простаке.

– Есть люди, которые оказали мне услуги, и есть люди, которые причинили мне вред. – Она подалась вперед, вперив в него взгляд своих будоражащих глаз, словно могла видеть, что творится в его голове, в его сердце. – Но мне не приходит на ум ни одного, который был бы таким недопеченным хлебом, как ты.

Клевер почесал в затылке.

– Признаю, меня называли и похуже, причем вполне заслуженно.

– Ты был одним из людей Кальдера – точнее, людей Сумрака. Одним из тех, кто много месяцев назад вторгся в Протекторат.

– Правду сказать, в основном я околачивался позади. – Он сощурился, глядя в направлении темных потолочных балок. Паутинка свесилась вниз, трепеща на долетавшем из окошка ветерке. – В этой войне, если я правильно помню, я убил больше людей с нашей стороны, чем с вашей.

– Ну, тут-то гордиться нечем, – буркнул Черствый.

– Нечем. – Клевер уныло пожал плечами. – Ты найдешь немного людей, менее гордых собой, чем я.

– И после того, как мне достался трон Скарлинга, – продолжала Рикке, – ты, судя по всему, перешел обратно на Кальдерову сторону, как только тебе представилась возможность.

– Просто, когда ты оставила Стура в живых, а потом расшвыряла всех своих друзей, я начал беспокоиться, что у тебя может не хватить твердости для такой задачи. В свое оправдание могу сказать, что ты очень убедительно сыграла роль человека, готового обосраться.

– Много практики, – буркнула Рикке. – И, в конце концов, я не смогла бы пощадить Стура, если бы сперва ты мне его не вручил.

– Вообще-то, я сделал это не столько чтобы услужить тебе, сколько потому, что у нас были с ним свои счеты.

Рикке озадаченно поглядела на него.

– Когда я считаю что-то против тебя, ты не согласен. Потом я считаю что-то в твою пользу, и ты снова не согласен?

– По моему опыту, вещи редко можно полностью отнести на ту или другую сторону.

– В этом ты прав, – согласилась Рикке, откидываясь на спинку. – К тому же ты ведь отпустил меня тогда, в лесу.

– Благое деяние, за которое я полностью беру на себя ответственность, – признал Клевер.

– Человека, который всегда поступает хорошо, легко предугадать. То же самое с тем, кто всегда поступает плохо. Но что делать с тем, кто никак не может определиться?

– Вот-вот, я тоже часто об этом думаю.

– Ты мне нравишься. Но я не могу держать тебя при себе. Трясучка!

Клевер закрыл глаза, ожидая ощутить, как меч врубается в затылок. Как это случилось с Черным Доу. Как случилось с Черным Кальдером. Немного подождав, он набрался храбрости, чтобы обернуться, – и увидел, что Трясучка протягивает ему мешок. Он взял его и заглянул внутрь. Там блестело серебро, и, судя по всему, немалое количество.

– Это… более чем щедро, – вымолвил Клевер. – Если бы я был тобой, я бы тоже не захотел держать меня при себе. Черт возьми, даже я сам порой устаю от собственной компании, хотя она и моя собственная!

Он положил руку на плечо Шоллы и вывел ее вперед.

– Если ты соблаговолишь уделить мне еще немного времени, я бы хотел рекомендовать тебе вот эту личность. Ее зовут Шолла, и у меня ни разу не было случая усомниться в ее преданности. Отличное владение луком, самый тихий шаг, какой я когда-либо слышал, а также неоспоримое мастерство в благородном искусстве нарезания сыра. Я бы скорее назвал это бритьем сыра! Ломтики получаются тонкие, как бумага, – клянусь, сквозь них можно смотреть!

Рикке подняла бровь над слепым глазом и повернула его к Шолле.

– Если я о чем-то и жалею, так это что мой сыр никогда не бывает достаточно тонко нарезан.

– И есть еще вот это вот существо по имени Хлыст. Мне пока не удалось обнаружить в нем никаких талантов, но они, без сомнения, скрываются где-то под этой непритязательной внешностью. А даже если и нет, по крайней мере, у него приятные манеры, что на Севере большая редкость. Думаю, ты со мной согласишься.

Рикке обвела взглядом свой ближайший круг: Коул Трясучка, Изерн-и-Фейл…

– Н-ну, по крайней мере, возражать не стану, – проговорила она, надув щеки.

– Вот и хорошо.

Клевер стиснул плечо Хлыста на прощание и убрал руку, потом с улыбкой обвел взглядом зал.

– Поосторожнее там, в Адуе. Я слышал, тамошним людям нельзя доверять в такой мере, как здешним.

Рикке фыркнула:

– Отличный совет!

– Ну и если кто-нибудь захочет обучиться фехтованию, я всегда готов.

И с неловким то ли кивком, то ли полупоклоном Клевер вышел из зала.

– Наше мнение не считается? – буркнула Шолла, выходя за ним вместе с Хлыстом.

Солнце уже опускалось, половина двора была залита ярким светом, другая половина погружена в глубокую тень. В точности, как он говорил Рикке: редко бывает, чтобы что-то было полностью тем или другим.

– Я решил избавить вас от этого бремени, – сказал Клевер. – Вам обоим будет лучше здесь. Я это знаю, и вы это знаете. И если бы вы немного поразмыслили, то поняли бы, что должны мне об этом сказать, и получилась бы чертовски неловкая сцена. Позвольте мне потешить свою гордость, приняв за вас это последнее решение как ваш вождь.

Он заключил их в смущенные объятия, главным образом для того, чтобы не слушать их возражений.

– Спасибо вам за вашу поддержку в трудные времена! И особенно за ту стрелу, что ты всадила в плечо Нижнему.

– А, ну да, – отозвалась Шолла, и Клевер польстил себе мыслью, что она, возможно, старается сдержать пару просящихся наружу слезинок. – Не хотелось доставлять этому ублюдку удовольствие тебя убить.

– Ты смеешься! Этот полудурок стоял в точности там, где мне было нужно! Я просто выжидал удобного момента.

– И что бы ты сделал? – спросил Хлыст, который даже не пытался сдерживаться: слезы лились из его глаз ручьем, оставляя на щеках грязные разводы.

Клевер широко улыбнулся:

– В нужный момент что-нибудь всегда подворачивается.

И он повернулся и зашагал прочь с мечом на плече.

– Тебе не нравится дворец, – сказал Лео.

Савин в последнее время ничего не нравилось, и меньше всего ее муж.

– Мне здесь плохо спится, – отозвалась она, кинув угрюмый взгляд на одного из инглийских стражников, выставленных на каждой лестничной площадке и возле каждой двери.

Лео хотел ответить, что ей повезло, что она вообще жива, – но он очень старался проявлять сочувствие. В конце концов, он выиграл. Он мог себе это позволить.