– Вам двоим стоит поехать со мной в Адую. Поглядеть мир. Вкусить благ цивилизации. Привезти с собой новые идеи и увезти что-то взамен. Показать тамошним людям, что Север теперь един. Вместе мы страшнее как враги и заманчивее как друзья, так что мы все сможем получить от этого выгоду.

– О-о, враги и выгода! – У Скофена загорелись глаза. – Две вещи, которые наш отец любил почти так же сильно, как луну!

И все принялись смеяться, хлопать друг друга по спине и обмениваться добродушными оскорблениями и невероятными байками о прошедшей битве.

…Однако вождь не может только и делать, что веселиться с друзьями. Рано или поздно настает время и пригрозить врагам. Следующим в зал ввели Плоского Камня, одного из людей Кальдера, избитого и замотанного бинтами. Его руки были связаны, но он стоял, выпрямившись, словно предпочитал умереть, но сохранить свое достоинство, – подход, которым Рикке, пожалуй, была готова восхищаться.

Трясучка, стоявший за его плечом, достал свой блестящий маленький ножик. Может быть, он не специально повернул лезвие так, что отблеск упал Плоскому Камню на лицо, но Рикке за это бы не поручилась.

– Ты Бродд Плоский Камень, – произнесла она.

– Да.

– Один из боевых вождей Кальдера.

– Был.

– Сколько моих людей ты убил в сражении?

Плоский Камень бросил взгляд на нож в руках Трясучки, потом сжал зубы и выпятил подбородок.

– Сколько смог.

– Ха! А как долго ты служил Черному Кальдеру?

– Больше двадцати лет. С тех пор, как получил свое имя в битве при Героях. Тогда я и присоединился к Кальдеру. Тогда многие поступили так. – Плоский Камень втянул воздух своим широким носом и выдохнул. – И сейчас я бы поступил точно так же. Кальдер был великим вождем, в свое время.

– Но его время закончилось.

– С этим не поспоришь. – Плоский Камень поник головой. – Его время закончилось, а твое наступило. Так уж все устроено.

– Вопрос, который меня заботит, звучит так: сможешь ли ты быть так же верен мне, как был верен ему?

Он резко поднял голову и, моргая, оглядел комнату. Потом расправил плечи:

– А что, почему бы и нет?

– Ты, такой большой мужик, преклонишь колени передо мной, маленькой женщиной?

– Я бы сказала, что рост у тебя скорее средний, – буркнула Изерн.

– Ну да, но тогда не получится красивого оборота речи.

– Для меня нет стыда в том, чтобы преклонить колени перед женщиной, если она доказала, что этого стоит, – сказал Плоский Камень.

Рикке подняла брови:

– Ну и?..

– Ах да. Верно.

И с болезненным кряхтением, со все еще связанными за спиной руками, Плоский Камень опустился на одно колено.

– Мой отец всегда говорил: зачем выбрасывать то, что можно использовать? Думаю, это относится к людям не меньше, чем ко всему остальному. Даже больше, если учесть, сколько усилий требуется, чтобы наплодить этих ублюдков.

Собравшиеся в зале воины одобрительно заворчали. Они были не против помиловать бойца, который честно и храбро сражался. Особенно зная, что в один прекрасный день могут и сами оказаться на коленях, если удача повернется к ним не той стороной.

– Я хочу, чтобы ты собрал всех своих карлов, кто остался в живых после битвы и кто захочет мне служить. Возьмите кости этих гребаных дикарей и отвезите их обратно за Кринну. Ну и когда окажетесь там, проучите как следует любого, кто решил, что им теперь можно перебираться через реку. Ты меня понял?

– Понял, – кивнул Плоский Камень.

– Понял?..

– Понял, вождь.

Трясучка перерезал веревки на его запястьях и, дождавшись, когда он встанет, вручил ему секиру, отобранную у него в день битвы, с яркими золотыми завитками на клинке. Плоский Камень взял ее и поглядел на Рикке:

– Спасибо, что дала мне шанс. Я тебя не подведу.

– О, я знаю! – Рикке повернулась к нему своим волшебным глазом. – Я это видела.

Плоский Камень сглотнул и зашагал к двери.

– Слишком мягко, – буркнула Изерн.

– Давать врагам шансы – дело стоящее. Они знают, что не могли на это рассчитывать, и, возможно, будут благодарны. – Рикке хмуро посмотрела в сторону. – С друзьями иметь дело гораздо тяжелее.

…И в самом деле. Изерн тоже нахмурилась еще сильнее прежнего, когда в зал втащили следующую парочку: Корлет и ее бабушку. Они были грязными после сидения в подвале, их руки были крепко связаны.

– Спокойно, – сказала Рикке. – Мы выиграли, ты не забыла? Мы можем себе позволить немного великодушия.

– Если ты можешь себе что-то позволить, это еще не значит, что это стоит себе позволять, – хмыкнула Изерн, глядя, как молодуху и старуху выводят перед возвышением и ставят на колени, как те щурятся в луче солнечного света. – Корлет… это хоть твое настоящее имя?

– Да!

Девушка не выглядела усмиренной. Ее челюсть была выпячена; в ней было не меньше воинственности, чем когда она впервые явилась в Уфрис.

– Можешь что-нибудь сказать в свое оправдание? – спросила Рикке.

– Я могла бы придумать кучу оправданий, но в чем смысл? Все уже знают, что я лгунья.

– Мы сделали то, о чем нас просили, – прокаркала старуха.

– Жаль, что вы не справились получше, – насмешливо ответила Изерн. – Может, не стояли бы тут на коленях.

Рикке подняла руку, утихомиривая ее.

– Подозреваю, что куча народу с радостью бы посмотрела, как на вас вырезают кровавый крест как на предателях и шпионах.

Она позволила паузе затянуться, пока присутствовавшие взвешивали висящие на волоске жизни.

– Но я настроена быть великодушной. В конце концов, мы не смогли бы подловить Черного Кальдера, не предложи вы нам наживку… В общем, так: вы пришли в Уфрис, чтобы рассказывать Кальдеру о том, что мы затеваем. Теперь я хочу, чтобы вы сходили в Остенгорм и рассказали мне о том, что затевает Союз.

Эта новая порция милосердия пришлась воинам совсем не по вкусу. Они еще могли посмотреть сквозь пальцы на мужчину, который хотел их убить, но женщина, пытавшаяся их обмануть, – это было уже слишком.

– Вроде бы ты хотела мира с Союзом? – пробурчал Черствый. – Торговля, улыбки…

– Мне будет гораздо легче улыбаться, если я буду знать, что у них на уме, – ответила Рикке.

– Я там никого не знаю, – сказала Корлет.

– Ты такая искусная лгунья, не сомневаюсь, что ты быстро заведешь себе друзей.

– А что насчет моей бабушки?

– Она в самом деле твоя бабушка?

– Да!