в местное общество больший ужас, чем даже самые жестокие пытки и казни, что только придумали во вселенной. Да и забывать про избалованных цивилизацией и демократией девушках тоже не стоит. Пусть зомби апокалипсис снял с них хорошую стружку в плане морали, некоторые острые углы еще остались.

— Что же мне с тобой делать, Хельги? — Пораскинув мозгами и так, и этак, я решил предложить ему самому попробовать выкупить свою жизнь. Может, что ценное предложит?

— Не связывайся со мной, колдун, я сын Скельда, внук Беренгара, найду чем противостоять тебе, — Постарался он принять грозный вид.

— Слишком громкие слова для человека, что боится мне в глаза посмотреть, — я фыркнул, сходство здоровенного бородатого мужика с ребенком стало еще более очевидным. Вон, даже папу на помощь позвал.

— Да я… — Вскинулся Хельги, распахнув глаза, но я не был настроен на концерт.

Легкое движение руки, будто подзываю кого-то и ко мне под ноги слетелась кучка вещей. Был там шлем Хельги, тканый плед, украшающий одну из стен и деревянная подставка для ног, у подножья кресла в котором восседал хозяин дома. Подлетев ко мне, они стали перемешиваться, будто пластилиновые фигуры, в итоге собравшись в аккуратный кубик с ровными гранями. Металл, дерево и ткань там перемешались между собой на стыке плавно переходя друг в друга.

— Дернешься в мою сторону, я тебя с козой смешаю, — пообещал я ему ласково. — И будешь ты с одной стороны полу-зверь, а с другой полу-женщина.

— Что тебе нужно, маг? — Шумно сглотнув, Хельги вжался в спинку кресла. Охранники его тоже сделали несколько шагов назад.

— Жизнь за жизнь, ты желал мне зла, и я хочу тебе это зло вернуть, — хмыкнув, я рассматривал этого, в целом молодого еще мужчину, лет тридцать, может тридцать пять ему было. — Но твоя смерть или уродство мне ничего не дадут, поэтому я предлагаю тебе выкупить свою жизнь.

— Сколько? — Он смотрел на меня со смесью страха и ненависти, стандартный набор для крысы загнанной в угол.

— Ты мне скажи, — моя ухмылка стала шире, превратившись в настоящую, и вредную, улыбку. — Я приму любой откуп, даже маленький, но на жадность не взыщи, шуткой отвечу. Не смертельной, даже не опасной, но смешно будет только мне.

Угроза в стиле местных фейри пробрала его до печёнок. За свою жизнь он предложил мне большую шкатулку, почти небольшой сундучок на триста динарий. Большие деньги кстати, десяток хороших рабов можно купить, но лично для меня это было просто чуть больше килограмма серебра, против зомби пригодится. К деньгам прилагался длинный меч, еще римской работы, кавалерийский правда, спата, слишком сильно баланс был в сторону острия смещен, таким только рубиться, фехтовать не очень удобно, управляемость низкая. Такой меч потянет еще на сотню динарий, может продам, хотя могу и оставить, собственного оружия я пока так и не сковал, да и не уверен, что нужно, все равно я предпочитаю магией вопрос решать или пистолетом, а спата всяко удобнее тати скованного как нодати.

Как финальный штрих, он предложил нам быть гостями в его доме. Я сначала даже подумал, что он все же планирует прирезать нас во сне, но легонько коснувшись мыслей увидел, что Хельги просто перестраховывается. Если сразу мало дал, то пока мы тут гостим, он успеет откупиться до нужной суммы.

— Что ж, я приму твою цену без условий и оговорок, серебро, оружие и дом сроком на девять дней, больше мне не нужно, в том клянусь. — Клятва слетела легко, с такой формулировкой я себя ни к чему не обязывал. Будет нужно, найду к чему придраться и, если потребуется, все же прибить богатого германца, или химеру из него слепить, как и обещал.

— Уберешь псов Дикой Охоты из дома, маг? — С надеждой и даже мольбой спросил Хельги.

Я ненадолго завис, осмысливая его слова и усваивая пояснения данные Системой. Все же с этим нужно что-то делать, так выпадать из реальности совсем не дело. Не понятно только, что делать, освоить всю информацию я и через сто лет не успею, слишком её много, а значит нужно учиться как-то от Системы отгораживаться.

Но вернемся к Дикой Охоте. Я пользуюсь новой версией мифологии, записанной в тринадцатом веке христианскими священниками, сейчас же только шестой век. За это время верования сильно изменятся, да и не скандинав Хельги, откровенно говоря, он из южных германцев, и его вера уже сейчас сильно отличается от той, что проповедуют на полуострове.

Здесь почитают не Одина, хотя скорее всего знают, кто это такой, а Вотана, бога войны и войн, бога воплощения битвы как стихии. И хотя Вотан не заседает в мире мертвых, как Один в Вальхалле, он все же предводительствует над призраками. Дикая охота, которая пока еще состоит из волков или гончих, а не призрачных рыцарей. Интересно, я как-то не задумывался над разными интерпретациями мифов и течениями язычества, а ведь это может серьезно разнообразить арсенал мистицизмов.

— Уберу, но помни, позвать их обратно дело не сложное, — кивнув, я развернулся и вышел.

На этом и распрощались. Пока шел обратно в голове мелькнула мыслишка, что стоило их все-таки убить, даже пара очень полезных ритуалов с человеческими жертвоприношениями мелькнуло в голове, но я задавил подобные мысли, для этого оказалось достаточно всего одного воспоминания, наставление ученикам от некого безымянного некроманта, доставшееся мне вместе со знаниями по этой дисциплине.

— «Знаете в чем главная опасность темной магии? Многие думают, что опасность в её силе, дескать темный маг всегда сильнее светлого. Брехня, магия всегда останется магией, она не становиться сильнее или слабее от того как её называют. Главная опасность в обмане, в той иллюзии свободы, что можно почувствовать нарушая законы королей или даже законы богов, коли вам доведется достигнуть вершин темных искусств. В тот момент, когда вы подумаете, что стали выше других людей или даже выше небес, считайте, что на вашей шее затянули собачий ошейник. С того самого момента вы перестанете быть магом, и станете рабом своих собственных низменных желаний, ослепленные гордыней и невежеством».

Не сказать, чтобы гениальная мысль, скорее уж банальная, но мне нравится. Мир очень сильно изменился бы в лучшую сторону, если бы люди вели себя хоть чуточку человечнее. Ну и опускаться до уровня какого-нибудь киношного злодея, что зол просто потому что может быть злым, мне бы не хотелось.

— О, вернулся, — Первой меня заметила Марикава, из-за чего у меня дернулось веко. Все те, кого я считал способными бойцами, вместо того, чтобы следить за обстановкой,