С большим сожалением и внутренним облегчением она объявила ему: в ближайшие две недели будет работать над важным проектом и процитировала слова начальницы, согласно которым от нее требовалось не намечать ничего личного, отдать абсолютный приоритет проекту и быть готовой к сверхурочной работе.

– И что это за проект? – скептически поинтересовался Лудольф.

– Подробности я узнаю только завтра, когда он начнется, – ответила Хелена. – Я буду работать с доктором Данцером, приехавшим специально из Берлина…

– Данцером? – озадаченно повторил Лудольф. – Доктором Бертольдом Данцером?

– Да, – сказала Хелена, в свою очередь удивленная тем, что фамилия исследователя мозга известна Лудольфу.

Мало того, она, казалось, даже внушала ему уважение.

– Могу вас поздравить, – заявил он, сделав небольшой поклон. – В таком случае вы будете задействованы в реализации одного из наиболее важных замыслов, которые когда-либо поручал фюрер. Проект настолько значимый, что придумать что-то более значимое непросто.

Она посмотрела на него с удивлением, хотя и неохотно, – его внешность по-прежнему вызывала в ней отвращение.

– Вам известны детали?

– Нет. Все совершенно секретно, и, невзирая на то, что я посвящен во многие тайны, есть двери, которые заперты даже для меня. Мне известно только то, что речь идет о создании системы, которая невиданным ранее способом обеспечит внутреннюю безопасность Германского рейха, а также будет обладать беспрецедентной точностью. И существенную роль во всем этом будут играть компьютеры. Что касается подробностей, то завтра вечером вы, несомненно, узнаете намного больше меня. – Тут он поклонился, запечатлел поцелуй на ее руке, что вызвало в ней желание как можно скорее вымыть руки. – Тогда я больше не буду беспокоить вас и вашу семью; вы, без сомнения, хотите побыть вместе с отцом, раз в ближайшее время такой возможности может не представиться. Но тем не менее я позволю себе снова появиться у вас после окончания работы, чтобы продолжить добиваться вашего расположения. Разрешите мне на прощание заверить вас, что ничто на свете не сделает меня счастливее, чем ваше согласие стать моей женой.

Хелена смогла только криво улыбнуться – от таких слов ей пришлось бороться с подступившей тошнотой, которая не утихала до тех пор, пока Лудольф не удалился от нее, не сел в машину и не уехал.

Две недели отсрочки! – подумала она.

* * *

Сотрудничество с доктором Данцером началось вполне безобидно. Как ей стало известно, речь шла о программе, которую она по собственной инициативе написала сразу после приема на работу в НСА, для автоматического определения, кто и с кем состоял в каких-либо отношениях. Адамек, вероятно, передал эту программу в вышестоящие инстанции, и запутанными официальными путями она попалась на глаза не кому иному, как лично профессору Элене Кролль, – и понравилась ей!

И теперь Хелене нужно помочь интегрировать эту программу в систему, разработанную Эленой Кролль совместно с доктором Данцером.

– Ого, – вырвалось у Хелены, когда он рассказал ей об этом, и она почувствовала, что краснеет. – Даже не знаю, что ответить.

– Еще успеете подумать, – усмехнулся он. – Вероятно, мы будем много общаться с ней по телефону в ближайшие дни.

– Но почему? Я имею в виду – программы уже существуют. Любой программист сможет интегрировать их, как они есть, в более крупную систему или использовать их в качестве схемы для осуществления подобных действий.

Доктор Данцер, улыбаясь, покачал головой.

– Именно так и не получится, иначе мы бы так и поступили. Но, чтоб было понятно, что вас ждет, я сперва должен рассказать об особенностях нашего проекта.

Они сидели вместе в кабинете Хелены. Она приготовила злаковый кофе, а фрау Фелькерс пожертвовала коробку печенья из своего неприкосновенного запаса угощений. Так что в некоторой степени складывалась довольно уютная обстановка, особенно когда Хелена думала, что пребывание здесь избавляет ее от обязанности разыгрывать перед матерью роль заботливой дочери.

Итак, доктор Данцер начал рассказ. Он учился вместе с отцом Хелены, в Мюнхене, и во время учебы специализировался на исследованиях мозга.

– Неврология, как ее называют, – пояснил он, – названа в честь нейронов, нервных клеток. Вокруг них все и вращается в этой предметной области. Как функционируют различные типы нервных клеток и, самое главное, как они друг с другом взаимодействуют, чтобы породить то, что мы воспринимаем как мысль, как волю, как идею.

Он рассказал о наблюдениях за пациентами во время Мировой войны, в основном за солдатами, которые выжили после взрыва на близком расстоянии, но в их мозг проникли осколки шрапнели. Эти осколки иной раз оказывали причудливое влияние на их психическое состояние: одни постоянно уставали, другие вообще не могли спать; третьи отчетливо помнили события из детства, но забывали, что было накануне; четвертые, в свою очередь, казались своим родным психически совершенно изменившимися, больше не верили в Бога или, прежде вежливые, сдержанные люди, теперь при малейшем поводе ругались самыми грубыми словами.

– Было очевидно, что повреждения мозга меняют человека, – говорил он. – Что самое удивительное, сам мозг, то есть серое вещество коры головного мозга, не испытывает никаких болевых ощущений. Таким образом, операции по удалению осколков в большинстве случаев могли проводиться в полном сознании. Было замечено, что механическое раздражение нервных клеток может вызывать странные эффекты: пациенты сообщали о сильных запахах, которых не было, или у них возникали насыщенные детские воспоминания о событиях, которые были полностью забыты. Проводились эксперименты, во время которых к определенным точкам в мозге подводился электрический провод, и каждый раз, когда по этому проводу посылался легкий импульс тока, срабатывала реакция, всегда одна и та же. Во время эксперимента, на котором я лично присутствовал, всякий раз, когда посылался импульс, мужчина прикасался к лицу – одним нажатием кнопки, так сказать.

Хелена почувствовала, как во время его рассказа у нее по спине побежали мурашки.

– Подобные эксперименты также проводились на животных. Теперь довольно точно известно, в каких точках следует раздражать клетки мозга шимпанзе, чтобы по собственному усмотрению привести их в ярость, усмирить, вызвать сонливость или же неконтролируемое желание двигаться. Возможно, вы уже видели такие кадры; их время от времени транслировали по телевидению.

Хелена кивнула.

– Смутно припоминаю.

Отец хотел посмотреть этот сюжет. Показывали обезьян, запертых в ужасных конструкциях, с разъемами на черепе, которые напоминали свечи зажигания в автомобильных двигателях.

– С крысами зашло еще дальше. Удалось прямо-таки управлять крысой на расстоянии, по собственному усмотрению заставлять ее поворачивать в лабиринте налево или направо, останавливаться или бежать дальше. А у некоторых очень примитивных организмов, плоских червей, у которых вообще существует всего восемь или двенадцать нейронов, мы смогли точно понять, как они взаимосвязаны, в результате чего эти живые существа полностью поддаются нашему контролю.