– Что, во имя Ада, здесь происходит? – завопил он.

Никто не обратил на его вспышку ни малейшего внимания, потому что в этот момент Люцивар выскочил из спальни Джанелль и заорал:

– Кошка!!!

Очевидно, Люцивар не испытывал ни малейшего смущения, стоя голышом перед группой юношей и молодых женщин. С другой стороны, мужчине, достигшему расцвета, да еще и обладавшему таким телосложением, стыдиться нечего.

И никто в своем здравом уме не начал бы дразнить человека, от которого исходит резонанс такой концентрированной ярости.

– Где Ладвариан и Каэлас? – требовательно спросил Люцивар.

– Ближе к делу, – попросил Сэйтан, поспешно натягивая штаны. – Скажи лучше, где Джанелль? – Он устремил выразительный взгляд на Кольцо Чести, опоясывавшее мужской орган его сына. – Ты ведь можешь чувствовать ее с помощью этой штуки, верно?

Люцивар дрожал от усилий, прикладываемых, чтобы не потерять контроль над своим гневом.

– Да, я распрекрасно ее чувствую, я просто не могу ее найти! – Он стукнул кулаком по маленькому столику и разломал его напополам. – Будь она проклята, я выпорю ее за это!

– Кто ты такой, что смеешь говорить так о ней? – зарычал Шаости, протолкавшись в первые ряды. Его Серый Камень мягко засиял от концентрируемой силы.

Люцивар оскалился в ответ:

– Я – Верховный Князь, который ей служит, воин, поклявшийся защищать ее. Но я не могу защитить ее, если не знаю, где она! Ее лунные дни начались вчера. Мне точно нужно вам всем напоминать о том, как ведьма уязвима в это время? Сейчас она расстроена – по крайней мере, это я хорошо чувствую, а ее единственная защита – два полуобученных самца, потому что она не сказала мне, куда ее понесло!

– Довольно, – резко произнес Сэйтан. – Сейчас же возьмите себя в руки!

Ожидая, когда затянувшаяся пауза наконец сделает свое дело, Повелитель призвал свои туфли и обулся, а затем пригвоздил Шаости и Люцивара к месту одним взглядом.

Никто больше не осмеливался даже пошевелиться. Тогда он шагнул прочь от собравшихся и прислонился спиной к стене. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться самому, закрыл глаза и опустился на уровень Черного.

Разумеется, он знал, что во время своих лунных дней ведьмы не могли транслировать свою силу через Камни без острой боли, но это не остановило бы Джанелль.

Используя собственное тело как центр поиска, он осторожно выпустил силу Черного Камня наружу расширяющимися кругами. Сэйтан искал следы ее присутствия, что могло бы, по крайней мере, дать им всем понять, где Джанелль сейчас. Круги расходились все шире и шире, за пределы деревни Магре, за остров Шэльт, до тех пор, пока…

Кэтиен!

Он почувствовал острый страх и гнев, сплетаемые со злостью, быстро перерастающей в гнев.

Черный гнев. Гнев, поднимающийся по спирали. Холодный гнев.

Он поспешно подался назад, пытаясь избежать ментального шторма, который неминуемо должен был разразиться над Шэвалем. Он поспешил укрепить свои внутренние барьеры, прекрасно зная, что это ему не поможет. Ее гнев снесет все преграды, как лавина, и пробьется туда, где никакой защиты уже нет. Сэйтан надеялся только на то, что ему хватит времени предупредить остальных.

«КЭТИЕН!!!»

Когда она высвободила силу своих Черных Камней, голову Сэйтана наполнил мучительный крик Джанелль, парализовав его на месте. В него ударила волна темной силы, бросая его то в одну сторону, то в другую, словно он был куском дерева, попавшим в море во время прилива. И в то же время вокруг Шэваля неожиданно появился ментальный щит. Затем – пустота.

Его отнесло за этот щит. Сэйтан был напуган, но в то же время испытывал необъяснимое облегчение – словно оказался в безопасности дома, когда за окном начался нешуточный шторм.

Очевидно, он оказался между двумя противоположными заклинаниями, быстро наполнившимися силой Черного Камня, когда Джанелль поставила щит, чтобы сосредоточить колдовской шторм в одном месте. Умная маленькая ведьма. Все эти ментальные молнии посреди черной дымки обладали странной притягательностью и пугающей красотой. Он бы не возражал против того, чтобы еще немного подрейфовать в воздухе, любуясь, однако Сэйтана преследовало странное чувство, словно ему еще предстоит что-то сделать…

«Повелитель!»

Проклятый голос… Как можно нормально думать, когда тебя…

Отец!

Отец. Отец… Огни Ада, Люцивар! Вверх. Он должен подняться из черного. Нужно, чтобы прояснилось в голове, и тогда он скажет Люцивару… А вверх – это куда? Кто-то схватил его и потащил прочь из бездны. Он вырывался и рычал. Толку, впрочем, от этого было столько же, сколько от тявканья щенка, которого поднимают за шкирку.

Следующее, что он успел осознать, – это как что-то теплое прижимается к его губам, а горячая кровь наполняет рот.

– Глотай, или я все зубы до единого вобью тебе в глотку!

Ах да. Люцивар. Оба Люцивара.

Глаза наконец-то нормально сфокусировались, и Сэйтан отпихнул от губ запястье сына.

– Этого достаточно.

Повелитель попытался подняться на ноги, но это было нелегко, поскольку с одной стороны его к полу прижал Люцивар, а с другой – Шаости.

– Все в порядке?

Над Сэйтаном склонилась Карла.

– С нами-то все хорошо. Это ты упал в обморок.

– Я не падал в обморок. Я попал… – Он заворочался, пытаясь встать. – Пустите. Если шторм закончился, нам нужно поспешить в Шэваль.

– Кошка там? – спросил Люцивар, помогая отцу встать.

– Да. – Вспомнив крик Джанелль, исполненный невыносимой муки, Сэйтан содрогнулся. – Нам с тобой необходимо оказаться там как можно быстрее.

Карла ткнула его острым ногтем в грудь.

– Это нам необходимо оказаться там как можно быстрее.

Прежде чем он успел возразить, все остальные разошлись по комнатам.

– Если поторопимся, окажемся там раньше остальных, – тихо произнес Люцивар, призвал свои вещи и поспешно оделся. – У тебя хватит сил для этого?

Сэйтан прошел мимо сына, не ответив на его последний вопрос. Что можно сказать, если не знаешь, что ждет тебя впереди?

– Мать-Ночь… – прошептал Сэйтан. – Мать-Ночь…

Они с Люциваром стояли на плоском холме, одной из официальных гостевых паутин Шэваля, а перед ними расстилались кажущиеся безграничными холмистые просторы. Огромные луга, обеспечивавшие достаточное количество пищи. Рощицы, оберегавшие от жарких солнечных лучей в полдень. Ручьи, питавшие всю долину чистой водой.

Он стоял на этом холме и раньше несколько раз на протяжении последних пяти лет, любуясь единорогами, пока вожаки присматривали за пасущимися самками и играющими в салки жеребятами.