— Спасение человеческих жизней вовсе не бессмысленный жест, — упорствовал Могенс.

— Именно бессмысленный, когда исход заранее предрешен. — Грейвс повернулся к мисс Пройслер и продолжил сладким голосом: — Мне искренне жаль, моя дорогая, но дело в том, что этим людям уже не помочь. Поверьте мне, они погибли в тот же миг, как попали в лапы этих тварей.

— Откуда вам знать? — спросила мисс Пройслер. Негодование по поводу того, что она слышала, пересилило гордость, до сих пор сдерживающую ее от того, чтобы обращаться непосредственно к Грейвсу.

— Я много чего знаю об этих тварях. Конечно, многое еще остается за пределами моих знаний, но кое-что я все-таки выяснил за последний десяток лет. У меня нет времени, чтобы рассказывать вам, да и не уверен, что вы это поймете, но поверьте на слово: этим несчастным людям уже не нужна помощь. Никто, угодивший к этим тварям, уже не может спастись.

— Никто? — язвительно переспросила мисс Пройслер.

Грейвс, не обращая внимания на ее тон, заговорил еще убежденнее:

— Вы первая, кому удалось ускользнуть от них, насколько мне известно. И я не понимаю, как вам это удалось.

— Что было раз, может случиться и во второй, — настаивала мисс Пройслер. Она остановила его возражения жестом, тон ее стал еще резче. — Довольно, доктор Грейвс. Вы настоящее чудовище! Как вы даже мысль смеете допускать, что можно пожертвовать человеческой жизнью, пусть одной-единственной, лишь бы не столкнуться с этими… монстрами! Если потребуется, я пойду спасать пленников одна!

— И поставить все на карту? Если вы разбудите слуг, все пропало. Вы не только не освободите пленников, но и принесете в жертву наши жизни.

— Что ж, придется пойти на риск, — хладнокровно ответила мисс Пройслер.

— Боюсь, не могу вам этого позволить.

— И как вы намерены мне помешать? — осведомилась мисс Пройслер, чуть ли не ласковым тоном. — Может, силой?

— Если потребуется.

Могенс ничего не сказал, он поступил иначе: одним-единственным широким шагом встал рядом с мисс Пройслер и скрестил на груди руки. Глаза Грейвса моментально сузились до щелок. Он расправил плечи и целую секунду старался уничтожить Могенса взглядом. Когда это не возымело действия, с требовательным видом повернулся к Тому.

Том смущенно опустил взор и скосился в сторону.

— Могенс, опомнись! — Голос Грейвса звучал просительно, чуть ли не заклинающе. — Хотя бы попробуй понять, о чем я толкую!

— Боюсь, я слишком хорошо понял тебя, — горестно ответил Могенс.

— Едва ли! Нам предоставлен шанс, может быть, величайший с тех пор, как стоит этот мир. Неужели ты не в состоянии уразуметь, чему мы можем у них научиться? Что они могут нам дать!

Взгляд Могенса стал еще печальнее. Он знал, что с Грейвсом они проиграли. Дальнейший спор не имел смысла. Вместо ответа он демонстративно посмотрел на обтянутые черной кожей руки Грейвса и решительно покачал головой.

— Но мне нужно туда! — Грейвс уже не мог сдерживаться, он пронзительно кричал и размахивал обеими руками в сторону устрашающей пирамиды в центре города. — Неужели ты не понимаешь? Все так, как написано в древних трактатах! И я расшифровал план! Врата к звездам там, в пирамиде! И они открыты!

Невольно Могенс поднял глаза в направлении, обозначенном изуродованными руками Грейвса. Один лишь взгляд на чудовищное сооружение вызвал приступ тошноты. И он понимал, что будет еще хуже с каждым шагом, приближающим их к скабрезному артефакту. Могенс мысленно значительно скорректировал ее высоту, которую он до того явно занижал. И одновременно всплыл вопрос, как же он сразу не заметил того, что эта пирамида ни в коем случае не была простой копией гробницы Хеопса в Гизе? С ней было все так же, как и с иероглифами на стене, с погребальной баркой и… со всем остальным здесь. Это был оригинал. А по его образцу воздвигались пирамиды близ Каира. Ее размер и пропорции точно соответствовали пирамиде Хеопса, а различие состояло в том, что все бесчисленные тысячелетия не могли нанести ущерба этому монстру. Даже мощная вершина, покрытая чистым золотом, какую в египетской пирамиде не пощадили ни время, ни человеческая алчность, здесь сияла со своей поднебесной высоты, ослепительная и насмехающаяся.

И в то же время этот монстр был абсолютно другим. Таким отвратительным и нагоняющим ужас, что Могенсу казалось, он погибнет, если будет смотреть на эту пирамиду слишком долго.

— Ну ладно, — прошипел Грейвс. — Тогда я иду один. Ты меня сильно разочаровал, Могенс. А от тебя, Том, я такого не ожидал! После всего, что я для тебя сделал, ты мог бы быть немного благодарнее.

Ни Том, ни Могенс не отвечали. Том еще больше отвернулся и крепко сжал губы.

— Вы не понимаете, от чего отказываетесь, — пробормотал Грейвс, снова покачал головой, потом развернулся и решительным шагом направился к пирамиде.

Могенс хотел посмотреть ему вслед, но извращенная, вывихивающая разум чужеродность этого места снова сыграла с ним злую шутку. Грейвс вовсе не бежал, но уже через несколько шагов его фигурка сморщилась, а потом совершенно растаяла.

— Спасибо, Томас, — размягченным тоном сказала мисс Пройслер. — Ты поступил очень храбро.

— Нет, — возразил Том, мотнув головой в сторону пирамиды, но не поднимая на нее взгляда. — Храбростью было бы сопровождать доктора Грейвса. Но я не могу. Я не могу идти туда. Это место — само зло.

Могенс не смог бы сказать лучше. Ему пришлось признаться, что Том в его простой и даже простодушной манере выразился точнее и лаконичнее, чем смог бы он сам в сумятице противоречивых мыслей и чувств, обуревавших его. Все, что он испытывал при виде этой жуткой пирамиды, укладывалось в одно немудреное слово, даже если того не было в его лексиконе, отображавшем мир науки и логики. Она была само зло.

Могенса потрясла простота и неопровержимость этой мысли. Она не требовала доказательств, не требовала обоснований, никаких «если… то…», потому что в ней содержалась сама истина, не допускавшая сомнения. Даже ученый в нем замолчал, хотя час назад он яростно оспаривал бы существование абсолютного зла. Или добра. Это были категории из мира бесхитростно мыслящих и чувствующих людей, которые ничего не потеряли в мире науки. Скорее наоборот. Возможно, не наука являлась столпом и краеугольным камнем мироздания, а вселенная держалась на таких понятиях, как добро и зло, истина и ложь, вера и сомнение. И может быть, не случайно, что ее творения были наделены вначале чувствами и только потом разумом.

Ему стоило немалого труда отрешиться от этих размышлений и вернуться в «здесь и сейчас».

— Что ж, идемте, — сказал он. — Не знаю, сколько у нас времени, но так и так его недостаточно.

При этих словах он пристально посмотрел на юношу, но тот снова не проронил ни слова, просто пошел впереди, в том направлении, которое указала мисс Пройслер. Едва он сделал два-три шага, как повторился тот же эффект, что Могенс наблюдал при уходе Грейвса: хоть Том и двигался не спеша, его фигура мгновенно удалилась, словно с каждым шагом он проделывал десятикратное расстояние. Могенс подхватил мисс Пройслер под руку и поспешил, чтобы не отстать от Тома. Интуиция подсказывала ему, что шансов найти друг друга, паче они потеряются в этой нереальной действительности, было не много.