– Где… где вы это взяли? – Эви едва не подавилась звуком; софиты были как кинжалы; из глаз и носа текло.

Еще немного, и ее, возможно, стошнит.

– Я же вам говорил, это моего друга, Ральфи…

– Это неправда! – наполовину выкрикнула, наполовину прорыдала Эви.

Аудитории это непредвиденное шоу никакого удовольствия не доставило. Люди пришли славно провести время и получить весточку из иного мира – про пропавшую собачку там, или про фамильные драгоценности, которые того и гляди поведают, что ты – давно потерянный родич какого-нибудь миллионера, а то и коронованной особы. Мистер Форман честно попытался спасти положение, но голос Эви перекрыл его лепет:

– Откуда у вас гребень моего брата?

– Эй, послушайте… мне просто нужна была небольшая помощь, – попробовал отбрехаться Бейтмен, явно больше растерянный, чем разозленный. – Я не обязан выслушивать такое!

Инженер из будки уже подавал отчаянные знаки мистеру Форману, который, опомнившись, сгреб певичек к микрофону. Там они немедленно затянули бодрую песенку, чтобы заглушить разворачивающуюся у всех на глазах драму. Боб Бейтмен вырвал злосчастную расческу у мистера Формана и устремился по центральному проходу к дверям, несмотря на грозно пылавшую над ними багровую надпись «В ЭФИРЕ». Эви, шатаясь, устремилась за ним под возмущенный ропот зрителей – это ее, разумеется, не остановило. Как упущенный мальчишкой мраморный шарик, она покатилась через вестибюль радиостанции – только бы догнать.

– Мистер Бейтмен! Мистер Бейтмен, а ну, стойте!

Тот лишь ускорил шаги. Она вырвалась через двери в вечернее безумие улицы. Холодный дождь ударил ее по ресницам тяжелыми, тучными каплями. Боб Бейтмен уже был на полпути по лестнице, но она кинулась за ним бегом и схватила за руку.

– Где. Вы. Взяли. Этот гребень? – прорычала Эви сквозь стиснутые зубы.

– Слушайте, я же уже вам сказал…

– Хватит врать! Вы врете, врете, врете!!! – Эви уже плакала навзрыд.

Устроить сцену прямо посреди Бродвея, где все на нее смотрят, – что может быть лучше… но Эви было уже все равно. Ей нужна была правда.

– Откуда вы знаете моего брата?

– Что?

– Моего брата, Джеймса! Он был на том поезде. Я видела его!

На физиономии Боба Бейтмена отразилась паника. Он быстро глянул в обе стороны вдоль улицы и наклонился к Эви, понизив голос.

– Послушай, душечка, это даже не моя расческа…

– Что?

– Она не моя, поняла?

– Н-но, в-вы сказали…

– Мне заплатили, чтобы я это сказал. Она не моя, – снова повторил он.

– Кто? Кто тебе заплатил?

– Понятия не имею. Какие-то парни в темных костюмах… Адамс! Напарник называл его мистер Адамс!

– Зачем они это сделали?

– А мне откуда знать?

– Отведи меня к ним!

– Ты спятила! – Эви вцепилась в него обеими руками. – Пусти!

– Нет, пока не отведешь меня к ним, – Эви вонзила ногти ему в руку.

– Ай! Пусти, кому говорю!

Он наступил ей на ногу; Эви взвыла – больше от потрясения и гнева, чем от боли, – и он сумел вырваться.

Поглядеть на бесплатный спектакль уже собралась небольшая толпа.

– Чокнутая! – сообщил Боб Бейтмен собранию. – Она чокнутая! Все эти пророки совсем рехнутые!

Когда мокрая, забрызганная грязью Эви вернулась в студию, Мыльный Час Пирса уже кончился. Она спряталась за каким-то мясистым растением в кадке, c широкими листьями; в фойе курила группа мужчин, слушая, как мистер Форман в колонках объясняет радиослушателям, собравшимся у домашние приемников, что «мисс О’Нил внезапно занедужила, утомленная общением с духами».

– Утомленная духами, как же, – процедил один из курильщиков.

Мистер Форман тем временем напомнил американской аудитории, что дальше по программе будет «Миссионерский час» Сары Сноу. «Оркестр Радиочудес» в сопровождении Певиц-Душечек сыграл милую, безобидную песенку, чтобы не оставлять домохозяек в расстройстве.

Эви подождала в дамском туалете, пока ее аудитория не рассосется и на смену ей придут почитатели Сары Сноу, чей утешительный голос вскоре загудел по всей ар-декошной твердыне Даблъю-Джи-Ай.

– А, Эви, вот ты где! – это оказалась Хелен, секретарша мистера Филипса.

Выглядела она чуть-чуть пристукнутой – настоящий вестник дурного.

– Милочка, мистер Филипс хочет тебя видеть.

– О-че-лют-но, – глазом не моргнув, отозвалась Эви. – Дай только в порядок себя приведу.

– Я ему скажу, что ты идешь, – Хелен ласково похлопала ее по руке.

Глядя в зеркало, Эви тщательно промокнула полотенцем лицо и волосы, вытерла паучьи потеки туши под глазами и нанесла на губы свежий слой помады.

Каблуки ее оптимистично цокали по мраморным полам, пока она поднималась к голгофе директорского кабинета. Легкой походкой она дошла до офиса мистера Филипса и, не сбавляя шага, прошла мимо и устремилась дальше, к задней двери. Только там она кинулась бежать.

ВЕДУЩИЙ: Добрый вечер, леди и джентльмены, слушающие нас сейчас на радиоволнах. C вами Реджинальд Локхарт, я сейчас нахожусь в студии Даблъю-Джи-Ай в Нью-Йорке. Где бы вы сейчас ни находились – от Черных Холмов Южной Дакоты до равнин Внутренних Штатов – и кем бы ни были: усталым после долгого трудового дня рабочим, возводящим величественные монолиты наших городов, или построившим собственную империю бизнесменом… всякий обретет утешение и спасение с помощью мисс Сары Сноу, посланницы Господа нашего в радиоэфире.

(Играет орган. Торжествующе улыбаясь, Сара Сноу в элегантном платье и пелерине, c букетом белых орхидей, пришпиленным к левому плечу, подходит к микрофону и широко раскрывает руки, словно желая заключить аудиторию в объятия.)

САРА СНОУ: Благодарю вас, мистер Локхарт. Добро пожаловать, братья мои и сестры! Я знаю, у вас выдался непростой вечер, но нет ничего в этом мире, что не смогла бы исцелить сила молитвы.

Уверена, вы все присоединитесь ко мне в молитве за мисс О’Нил. Не страшись, дитя, ибо Господь с тобою. Братья и сестры, всем вам известно, что нет в мире страны более великой, чем наша. «Америка, Америка, Господь пролил на тебя свою благодать, / И праведных твоих он Братством увенчал – от моря до сияющего моря…»

Да, воистину от моря до сияющего моря мы – пример всем остальным народам, светоносный факел свободы в мире темном и беспокойном. Господь поставил нас быть привратниками, и воистину каждый из нас есть провозвестник американизма.

(Одинокий мужской голос восклицает: «Аминь». Следует всплеск смущенного смеха над его импульсивным выкриком. Сара Сноу добросердечно улыбается.)