Они ехали и ехали. Иногда дорога заводила их в маленькие городки где-нибудь в глубинке, в дома, где хозяюшки встревоженно слушали их расспросы, теребя подол фартука, посеревшего от старости и скудости монеток в жестянке из-под печенья.

Окна кафе приветливо улыбались в ночь теплым золотом.

– Как насчет пирога, мистер Адамс? – осведомился шофер, сворачивая с дороги.

– Пироги я люблю, мистер Джефферсон, – отозвался пассажир.

Внутри было тепло. Несколько человек местных гнули головы над тарелками с яичницей и сэндвичами – островки человечности, сползшиеся в архипелаг, но не утратившие одиночества. Гости сели и смешались с обстановкой. Официантка налила им две кружки горячего черного кофе и принесла две порции яблочного пирога, который был стремительно прикончен. В кафе имелось и радио. Из колонок, побулькивая, лилась передача: какая-то девица уверенно вела грешников к Иисусу. Да будет Святой Дух вам и сенатором, и конгрессменом…

– Вы, ребята, откуда-то отсюда? – поинтересовалась официантка, убирая тарелки и заменяя их на счет.

– Да, живем недалеко.

– А чем занимаетесь?

– Торгуем помаленьку… – мистер Адамс мельком глянул на ее бейджик, – …Хейзел.

– Да? А что продаете?

– Америку, – улыбнулся он.

– Не желаете еще кофе на дорожку, ребята? – Хейзел снова стала официанткой.

Мистер Адамс одарил ее извиняющейся улыбкой.

– Кажется, нам уже пора, – сказал он, точно копируя говор местных за столиками; не то слово, как легко акцент может выдать чужака. – Спасибо за пирог.

Он заплатил по счету, кинул пятицентовик на чай и вместе с товарищем вышел в сумерки. Зимние облака пышными гирляндами висели над чередой пологих холмов.

– Звонил мистеру Гамильтону. Он намерен проконсультироваться с оракулом, – сообщил мистер Джефферсон, ковыряя во рту зубочисткой.

– Отлично. Давайте займемся тем, другим делом.

Они сели в машину и двинулись в куда менее гостеприимную часть города, расположенную в овраге, куда длинные пальцы неона никак не доставали. Водитель открыл багажник, извлек из него связанную по рукам и ногам девицу и поставил ее на колени наземь. C головы таинственной незнакомки сдернули мешок, и она тут же захлебнулась воздухом, судорожно глотая сырость и моргая на незнакомый пейзаж. По физиономии бежали следы слез и соплей.

– Г-где мы? – пробулькала она.

Мистер Адамс облокотился на машину.

– Мы спросим вас еще раз: случалось ли вам когда-нибудь говорить или еще как-то общаться с сущностью неизмеримой силы, имеющей облик человека с серым лицом и в высокой шляпе-цилиндре?

Девушка затрясла головой; новые слезы побежали по обеим щекам.

– П-прошу вас, мистер. Я просто притворялась, что гадаю на картах. Я не из пророков! Я н-ничего об этом н-не знаю!

Она зашмыгала носом, не имея возможности как следует высморкаться, и сопли потекли рекой.

– Я просто хотела, чтобы на меня обратили внимание.

– И вот мы здесь, к вашим услугам, – ободряюще улыбнулся ей мистер Адамс. – Само внимание.

Пленница принялась всхлипывать. А вот этого господа Адамс и Джефферсон не любили.

– Вы совершенно уверены, что сейчас говорите нам правду?

Она яростно закивала.

Мистер Адамс вздохнул, долго и бесконечно устало.

– Какая жалость.

В помаргивающем белом свете придорожного указателя – РАЙ – ТУДА! – он сделался почти серым, тенью тени, а не человека.

Мистер Адамс натянул свои кожаные перчатки, открыл чемодан и выбрал из имеющегося там инвентаря кусок провода.

– Что вы делаете? – поинтересовалась девица, у которой от ужаса враз высохли все слезы.

Мистер Адамс намотал концы провода на руки, подергал, проверяя натяжение.

– Защищаем демократию, – сообщил он ей.

Потом, позже, люди-тени стояли в чистом поле под пустым ночным небом, прошитым там и сям огоньками ложных надежд – тщетным SOS умирающих звезд. Мистер Адамс закончил писать, застегнулся, вытер руки о девушкин шарф и поджег его, глядя, как огонь карабкается по куску ткани, будто стайка оранжевых птиц, вспорхнувших в небо. Лицо у него было в пятнах дыма. Держать горящий шарф было тяжело, и он уронил его в грязь.

– Итак, c этим покончено, – сказал он. – Что у нас дальше?

Мистер Джефферсон раскрыл газету на маленькой, обведенной черным заметке. Очередной пророк в очередном безымянном городишке.

Мистер Адамс открыл пассажирскую дверь.

– И еще много миль до ближайшей кровати…

Дорога длинным клинком рассекала притихшие ночные земли, взбиралась на холмы, сбегала в распухшие от дождя долины, мимо гнилых пугал, кладбищ, телефонных столбов с деревянными ручищами, распяленных, будто толтекские боги. Она вилась вокруг спящих городков с молчащими фабричными свистками и школьными колокольчиками, прижималась к бокам прерий и то и дело всплывала в снах местного населения в качестве глубокого национального символа: бесконечному стремлению к счастью нужны такие же бесконечные магистрали. А по обочинам призраки глядели в проемы между деревьями, вспоминали, тянулись к бессонной жажде живых, не в силах противиться зову страны, построенной на мечтах.

По дороге шофер пел песенку про девушку по имени Мэйми, которая любила-любила, да и налюбила себе дорогу прямиком в ад. Дьявола она тоже любила и делала это со знанием дела. Пассажир читал сегодняшнюю газету, облизывая время от времени палец, чтобы перелистнуть страницу. В газете писали об очередном школьном учителе, которого оштрафовали и посадили в тюрьму за преподавание теории эволюции. Адвокат уже планировал защиту. Добропорядочные граждане митинговали прямо в здании суда с цитатами из Библии на транспарантах.

– Думаете, это правда? – спросил мистер Джефферсон, нарушая наконец тишину.

– Что – это?

– Что мы все слезли с деревьев. Просто стадо обезьян в костюмах.

– Примерно настолько же правда, насколько и другая теория, – ответствовал мистер Адамс.