— Беатрис!

Я мгновенно обернулась, будто надеясь услышать что-то доброе. Или, по крайней мере, что-нибудь, что позволило бы мне победить его.

— Смерть идет за вами, и вы готовы к ней, — сказал он спокойно. — Когда я ехал сюда с Селией, я думал, что убью вас. Но мне не потребуется марать руки. Смерть уже приближается к вам, и вы знаете это. Разве не так, моя прекрасная Беатрис?

Я молча повернулась и вышла из комнаты. Я шла с высоко поднятой головой, легкой походкой, и мои юбки развевались при каждом танцующем шаге. Я шла как хозяйка по коридору, затем по лестнице. Но едва я вошла в контору и закрыла за собой дверь, как мои ноги подкосились и я упала на пол. Я лежала, прижав лицо к двери, и дерево у моей щеки было твердым и холодным до боли.

Смерть приближается ко мне, так сказал Джон, он понял это по моему лицу. И я знала, как это случится. Она скачет на черной лошади, в сопровождении двух черных псов. Она скачет на лошади, поскольку у нее нет ног, чтобы приползти ко мне. Она скачет за мной, и скоро я увижу ее лицо. Богатые люди боятся ее, простые люди следуют за ней и зовут ее Каллером. Но я взгляну ей в лицо и назову ее имя: Ральф.

Я просидела на полу, пока в комнате не сгустились сумерки. Увидев первую маленькую звездочку рядом с тонким серпом месяца, я схватилась за ручку двери и попыталась подняться. Я была совершенно обессилена. Но наступило время обеда. Я должна спуститься вниз.

Джон переменился. Он освободился от меня. Он освободился от своей любви и страха, который заставлял его пить, чтобы забыть реальность. Он освободился от этого ужаса. Он мог прикоснуться руками к этому лицу, и его пальцы не дрожали. Я стала для него простой смертной.

А Джон уверенно чувствует себя с простыми смертными. Я не была больше богиней, которую он любил больше жизни. Я не была больше ведьмой, в которой он видел олицетворение зла и смерти. Теперь я стала женщиной, тело которой может умереть и разум которой может совершать ошибки.

И начиная с сегодняшнего дня и до самой моей смерти Джон будет наблюдать за мной. И я не смогу бороться с ним. Он любил меня и в дни нашего счастья хорошо изучил мою натуру. Он знал меня лучше, чем кто-либо другой. И теперь я стала для него любопытным, достойным изучения образцом.

И врагом, которого надо победить.

Это не та роль, с которой я способна справиться легко.

Я позвонила Люси, и она вскрикнула, увидев меня.

— Я попрошу, чтобы обед прислали в вашу комнату, — сказала она, помогая мне пройти в спальню и причесаться. — Я скажу, что вам нехорошо.

— Нет. — У меня не было сил даже говорить. Я едва могла владеть собой. Как мне справиться с Гарри, Джоном и Селией? — Нет, — повторила я. — Я пойду обедать. Но поторопитесь, Люси, иначе я опоздаю.

Они не стали дожидаться меня в гостиной и уже сидели за столом. Лакей открыл передо мной дверь, и я вошла ровным шагом, с бледным лицом, которое озаряла безмятежная улыбка. В дверях я остановилась.

На моем стуле сидела Селия.

Она имела право там сидеть.

Этот стул принадлежал хозяйке дома. Она могла отсюда давать приказания лакеям, стоящим у стены, следить за огнем в камине, наблюдать, наполнены ли тарелки гостей и не пустуют ли их бокалы, и могла встречать глаза своего мужа теплой, любящей улыбкой.

Гарри виновато взглянул на меня.

— Надеюсь, ты не возражаешь, Беатрис? — тихо спросил он, подводя меня к столу, к месту напротив Джона, там, где обычно сидела Селия. — Мне показалось, что ты сегодня не выйдешь к обеду, и, естественно, Селия заняла твое место.

Я безразлично улыбнулась и помедлила у стула Селии, ожидая, что она освободит его для меня. Она не шевельнулась и сказала:

— Я уверена, что тебе лучше сидеть напротив Джона, не так ли? Это будет совсем как в те дни, когда была жива мама.

— Я буду рад, если Беатрис будет сидеть напротив меня, — уверенно завершил разговор Джон. — Мне больше нравится, когда я могу видеть ее.

И они все весело рассмеялись. Меня это потрясло. Как будто Джон никогда не валялся пьяным за этим же столом. Как будто мое место можно занять безнаказанно. Как будто я могу уступить его. Я кисло улыбнулась и села там, где они хотели. Я заметила быстрый обмен взглядами между двумя лакеями. Им придется поискать работу уже на следующий день, мстительно подумала я.

Этот вечер принадлежал Селии.

И я видела, что она заслужила его. Синеватое пятно виднелось на ее скуле, но ее глаза были безмятежны. Я догадалась, что Гарри ударил ее в гневе или страсти, но затем наверняка рассыпался в извинениях. Она не поняла подоплеки его поведения и решила, что это был самый темный момент в ее замужней жизни. Этот взрыв был первым и последним, случившимся с Гарри. Селия приняла его, как любящая жена.

Она заслужила свое место за столом.

Преданный ей деверь пил свой лимонад слева от нее. Счастливый муж сидел напротив. Селия сияла, как гвоздика в солнечном свете. Ее тревоги и беспокойство были рассеяны сначала спокойными уверениями Джона, а затем обещаниями Гарри, когда они лежали в постели. Джон сообщил ей, что он не знал об изменении майората, но что контракт может быть аннулирован. Как отец Ричарда, он обязательно добьется отмены совместного наследования. Джулия унаследует майорат с его полного согласия, а для Ричарда они определят какую-нибудь компенсацию.

Спокойствие Джона, его уверенные сборы в дорогу и теплое прощание с доктором Роузом освободили Селию от тревог. Она начала думать, что ошиблась. Она забыла то, что подсказывали ей ее чувства: запах греха в доме, странные взгляды Гарри, которые он бросал на меня, прося уделить ему немного времени вечером для делового разговора. Вид малиновых рубцов на спине Гарри. И свою тревогу, когда, просыпаясь ночью, она обнаруживала, что его постель пуста. Она смогла все это забыть, когда Джон честно посмотрел в ее глаза и уверенно сказал:

— Верьте мне, Селия, я со всем этим разберусь.

Она прибыла домой, замученная лишь тем, не сердится ли на нее Гарри.

Но Гарри совсем не сердился. Его взрыв, конечно, напугал ее, но затем наверняка последовала серия поцелуев, и Селия с любовью и верностью, наполовину предназначенными Джону, выполнила свой долг перед мужем, как я выполняла его перед своим хозяином. Гарри вошел в нее, как нога входит в привычный шелковый башмачок, простив ее вспыльчивость и не попросив больше ничего.

Суп был съеден, теперь перед каждым стояло рыбное блюдо. Джон ел с удовольствием.

— Замечательно! — обратился он к Селии. — Лосось! Как мне не хватало там вашего повара!

— Там плохо кормили, да? — спросил Гарри, его внимание было затронуто. — Я боялся, что так и будет. Как хорошо, что ты вернулся домой.

Джон тепло улыбнулся Селии. Но его ответ, обращенный к Гарри, прозвучал сухо.

— Да, ты прав, — сказал он.