Индюшиная нога во рту Гензеля хрустнула, мгновенно превратившись в крошево из мяса и костяных осколков. От одного только этого звука обычный человек должен был побелеть от страха. Некоторые и белели — слухи о нелюдимом и грозном нраве привратника госпожи геноведьмы, громилы с полной пастью акульих зубов, распространялись по городу не первый год. И безосновательными не были.

Старик вздрогнул, но отойти и не подумал. Удивительно настырный. Или же невероятно глупый. Не говоря ни слова, он сделал еще один шаг и очутился в прихожей, беспокойно озираясь. Наверно, стоило схватить его за тощую, как метла, шею и вышвырнуть наружу. Гензель терпеть не мог бесцеремонных посетителей. Он даже протянул было руку, но пальцев на сухом кадыке так и не сомкнул.

Если человек столь дерзко вламывается в обитель геноведьмы, у него должны быть веские на то основания. Чертовски веские. Общеизвестно, что геноведьмы обожают превращать докучающих им наглецов в мокриц и гигантских амеб. Даже те гости, которых пригласили внутрь, иной раз по несколько минут топтались на пороге, осеняя себя священным знамением Двойной Спирали, прежде чем решались зайти. И за последние семь лет на памяти Гензеля ни один не осмелился сунуться внутрь без приглашения.

— А вы наглый старик, — пробормотал Гензель, сплевывая через порог осколки индюшиной ноги. — Только вам это не поможет. Госпожа Гретель в лаборатории. Это значит, что вы не увидите ее, пока она не выйдет. Как ни крути, а придется вам обождать.

Костлявые плечи посетителя дрогнули.

— Не могли бы вы сообщить ей о моем приходе? Я не хотел бы отвлекать ее от важных исследований, но в силу обстоятельств покорно вынужден просить…

— Совершенно исключено, — решительно отрезал Гензель. Никто и ничто не войдет в лабораторию Гретель.

— Но…

— Очень опасно, знаете ли, отвлекать геноведьм от работы. Помните эпидемию неочумы в Вальтербурге три года назад? Это наша кухарка случайно открыла дверь в лабораторию, чтобы спросить, что подавать на ужин. Так что нет. Вам придется подождать. И раз уж вы оказались достаточно наглы, можете использовать для этого гостиную.

Последнего можно было и не говорить — старик уже находился в гостиной. С такой непринужденностью, будто был неотъемлемой ее частью. Причем не самой представительной. Гензель хмуро наблюдал за тем, как странный посетитель меряет ковер нервными короткими шагами, обильно украшая его пятнами пыли со своего мятого костюма.

— Успокойтесь и сядьте, — раздраженно предложил он старику. — В глазах от вас рябит!

— Мало времени! — воскликнул тот. — Пока ключ у него, мы все в смертельной опасности! Возможно, каждая минута…

Его нервные движения раздражали даже больше, чем дребезжание дверного колокольчика. Гензель мрачно наблюдал за тем, как старик шагает туда-сюда по комнате. Словно жертва геноэксперимента, которой выжгли все нервные центры, кроме тех, что отвечают за безотчетную мышечную активность.

Гензель заскрипел зубами. Даже если он вернется на кухню, этот старик своими восклицаниями и хрустом старых костей совершенно перебьет ему аппетит. Гензель вспомнил о прохладной винной бутыли и вздохнул. Тяжело быть компаньоном геноведьмы.

— Значит, вот что, — сказал он, решительно хватая старика за костлявое плечо. — Изложите мне вкратце суть дела. В геномагии я понимаю не больше, чем в скорняжьем ремесле, но, если дело ваше срочное, возможно, я осмелюсь побеспокоить госпожу геноведьму и она займется вашим вопросом.

Прозрачные глаза старика засветились надеждой.

— Ключ! — воскликнул он, пытаясь обхватить Гензеля за предплечье. — Все дело в ключе!

— Что с ним?

— Пропал. Украден. И не только он. Я еще не проверял опись, однако кое-чего не хватает. Но главное — ключ!

— Какой ключ? — осведомился Гензель, ничего не понимая.

— Америциевый ключ!

От старика несло кислым запахом старости и дешевого нива. Остатки седых волос были всклокочены, губы мелко дрожали. Не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы определить, что настойчивый посетитель пребывает в высшей стадии беспокойства.

Гензель не любил таких посетителей. И без них ему доставало хлопот в последние годы. Несмотря на то что оседлая жизнь в Вальтербурге была не в пример лучше их прежней, кочевой, суетной и зачастую опасной, если ты живешь под одной крышей с геноведьмой, беспокойство ты будешь ощущать чаще, чем всякое другое чувство.

«Удивительно, — подумал Гензель, взъерошивая поредевшие волосы на макушке. — Уж сколько всякой генетической магии я повидал за тридцать пять лет, что живу на свете, мог бы и привыкнуть, а все равно каждый раз, как к Гретель заявится очередной проситель, точно екает что-то под печенкой… Видно, не в человеческих это силах — привыкнуть к геномагии».

— Что еще за ключ? От чулана, что ли? — грубовато спросил он вслух. — Давайте по порядку. Прежде всего — как вас зовут?

Старик нетерпеливо дернул седой головой.

— Арло меня зовут. Ну или папаша Арло, так меня все соседи кличут. Спросите кого угодно на южной окраине, все знают папашу Арло.

— Теперь уже и не только на южной… — вздохнул Гензель. — Каким ремеслом занимаетесь?

Старик выпятил тощую костлявую грудь, в которой угадывалось несколько лишних ребер.

— Я — шарманщик. Точнее, был шарманщиком прежде. А теперь на пенсии.

— Ага, — сказал Гензель сам себе.

Дело обретало хоть и зыбкую, но ясность. Шарманщиками в Гунналанде называли уличных генофокусников. Наверно, из-за того что они бродили по улицам с биосинтезатором на груди, рукоять привода которого время от времени крутили. Только вместо музыки их аппарат исторгал из себя причудливые комки примитивной протоплазмы на радость детворе. Полуразумные пузыри всех мыслимых форм и цветов забавно ползали по мостовой, сливались друг с другом, отращивали ложноножки и свистели — нехитрое уличное развлечение.

Гензель не раз наблюдал за шарманщиками в Вальтербурге и находил их ремесло достаточно забавным для неприхотливой публики. Но Гретель всякий раз морщилась при упоминании о них, и о причинах ее неприязни не требовалось спрашивать. Гензель полагал, что дело в профессиональной ревности. Людям, посвятившим себя геномагии без остатка, неприятно, должно быть, наблюдать за тем, как их достижения используются в качестве ярмарочных фокусов.

— Ключ!.. — вновь беспокойно забормотал старик. — Во что бы то ни стало надо его вернуть. Уму непостижимо, как я допустил это!

Гензель вскипел. Акула, плавающая в невидимом море, стеганула хвостом.

— Еще одно упоминание о ключе — и я вышвырну вас наружу! Я же просил, изложите дело по порядку. У вас пропал какой-то ключ, я верно понял? Но отчего вы решили, что вам поможет геноведьма? Я же не зову геноведьму всякий раз, когда не могу найти свои сапоги!

— Не просто пропал, — жарко зашептал папаша Арло, задирая голову. — Он украл его! Мой ключ! И сбежал с ним!