— Так ступайте к капитану городской стражи! — посоветовал Гензель, не считая нужным скрывать раздражение. — Искать украденное — его работа, а не геноведьмы.

— Здесь все дело в том, кто украл!..

— И кто?

— Мой сын. Мой приемный сын. Это все проклятое дерево, теперь я убежден…

Гензель чертыхнулся. Надо было сразу вышвырнуть этого сумасброда с крыльца.

— Какое еще дерево? Вы издеваетесь, папаша?

— Ничуть не издеваюсь! Все началось с дерева! Оно всему причиной!

Гензель набрал в грудь побольше воздуха и медленно его выдохнул. Дерево. Сын. Ключ. Опасность. Ничего вразумительного из четырех этих пунктов не складывалось. Пока он раздумывал, не поздно ли взять шарманщика за шиворот и выставить за порог, папаша Арло, точно прочитав его мысли, торопливо зашептал:

— Вот как дело было… Началось все семь лет назад, как раз в тот год, когда вы с госпожой Гретель в Вальтербурге поселиться изволили. Расчищали мы тогда опушку, что к городской стене подступала. Очень уж много оттуда генетической заразы на город шло — то саранча размером с корову, то прочая нечисть, от которой житья никакого… Опушку ту давно генохворью попортило, деревья все гнилые и кривые, как в Железном лесу. Дрянь одна, словом, все стволы в язвах гнойных, а кое-где и зубы из коры торчат… И тут я вижу, значит, идет наш Джуз и тащит полено. Простите, Джузом мы нашего столярного кибера звали. Железа в нем пуда три, умишко куцый, как собачий хвост, но по части дерева опыт у него необычайный. Идет, значит, и тащит полено. Я сразу приметил, что древесина для нашего леса нехарактерная, очень уж гладкая, плотная, никакой гнили. У меня целая генетическая картотека есть гунналандской флоры, но такое дерево я впервые увидал. Мы, шарманщики, до новых генетических образцов всегда любопытны. Профессиональное… Упросил я Джуза отдать мне странное полено — для анализов. Ну как упросил… Честно сказать, не сразу он мне его отдал. Даже до драки дошло. Но я семь лет назад был покрепче, чем сейчас… Получил все же свое полено, хоть и с парой тумаков в придачу. Только анализы мало что дали: нет у меня техники подходящей. Да и таланта, прямо скажем, не бог весть. То ли дело сестра ваша, госпожа Гретель…

Гензель ощутил растущее беспокойство. Это было вполне в духе Гретель — взяться за изучение странной древесины. А теперь — пожалуйста, какой-то сумасшедший старик норовит взять штурмом их дом, лепеча что-то о пропавшем ключе. Беспокойство было легким, но неприятным, как только что зародившаяся зубная боль, тянущая исподволь.

— Сперва сын у вас ключ украл, теперь вдруг дерево! Зачем вы мне про какой-то старый чурбан рассказываете, папаша Арло? Я вас попросил с самого начала рассказать, а вы…

Старик выпучил на него свои прозрачные глаза.

— Так ведь то полено — и есть мой сын!

Гензель несколько секунд молчал.

— Так, — сказал он задумчиво. Кажется, я понял. Ну разумеется. Полено — ваш сын. Оно украло ключ. Теперь все очевидно. Слушайте, папаша, а не бывает у вас такого, чтобы голову по утрам ломило, особенно в висках; или там голос какой-то, будто с неба?..

Старый шарманщик даже рассердился.

— Симптомы нейросифилиса я и без вас помню! — вспылил он, не прекращая своих беспокойных движений по гостиной. — Только с головой у меня все в порядке! Папаша Арло еще из ума не выжил! Дело, видите ли, тут вот в чем… Госпожа Гретель приняла у меня полено и провела над ним ряд анализов. Выяснилась удивительная вещь. Это дерево не случайно показалось мне странным. Цепь долгих и сложных генетических мутаций изменила его настолько, что от первичного фенотипа не осталось и следа. Имеются, к примеру, прозенхимные клетки, но структура проводящих тканей совершенно не свойственна любой древесной породе! Да и дереву вообще не свойственна. При этом наличествуют искаженные волокна либриформа, а эндодерма организована образом, скорее характерным для фауны, чем для флоры…

Гензель глухо заворчал. Он терпеть не мог геномагических словечек. От всех них несло какой-то затаенной скверной. Скверной, к которой он так и не смог привыкнуть за тридцать пять лет жизни под одной крышей с геноведьмой.

— По-человечески, папаша! — рявкнул он.

Поток тарабарщины мгновенно иссяк.

— Это было живое дерево.

— Оно что, заговорило с вами?

Старик досадливо дернул плечом:

— Не в том смысле живое. А в том, что его внутреннее строение было уникально. Очень сложное для флоры и абсолютно не схожее с любым существующим организмом. Это было как… В каком-то роде это был зародыш новой жизни. Точнее, то, что могло им стать.

— По мне, в печку такое полено стоило швырнуть. Сварили бы на нем себе кашу.

— Вы немолоды, — печально усмехнулся шарманщик. — А я — так и вовсе глубокий старик. Всю жизнь вертел ручку синтезатора, по улицам шлялся, золота не нажил, а все богатство — каморка, миска похлебки на ужин да нарисованный камин. Долго ли мне еще осталось?.. Ни детей у меня, ни подмастерьев никогда не было. В молодости не завел, а теперь уже и поздно. Вот мне и подумалось… Если это дерево может дать начало новой жизни, нельзя ли сделать из него подобие человечка? Обычного мальчишку, знаете ли. И эта мысль меня чрезвычайно приободрила. Было бы кому носить уголь, убирать паутину, ходить в лавку. Да и я смог бы передать по наследству свое ремесло…

Гензель едва не сложил рефлекторно ладони в охранительный символ Двойной Спирали. Хотя они упорно стремились сжаться в кулаки.

— Хорея Гентингтона! Уж не собираетесь ли вы сказать, что…

Старик обреченно кивнул:

— Ваша сестра, госпожа Гретель, была столь добра, что удовлетворила мою просьбу. Из странного полена она вырастила в лаборатории человека. Мальчика. Очень странный мальчишка получился. Вроде и человек, а вроде и дерево. Разные типы тканей срослись воедино, понимаете ли. Сразу и не разберешь, где что…

Гензелю вдруг захотелось раздавить эту седую голову с ясными глазами. Воистину говорят — чем страшнее беда, тем более невзрачный у нее глашатай.

Наверно, лицо у него в этот миг было достаточно красноречивым. По крайней мере, папаша Арло мешком осел под его взглядом и даже попятился.

— Безумцы! — рявкнул Гензель, глядя на старикашку сверху вниз. — Жить надоело? Голова не дорога? Вздумали творить мутантов, да еще где, в городе? На костре погреться захотелось?!

История про деревянного мальчика была не выдумкой сумасшедшего шарманщика — это он понял сразу же и безоговорочно. Слишком уж хорошо знал характер своей сестры. Настоящая геноведьма никогда не упустит случая принять вызов, и чем он сложнее, тем лучше. Неуемная жажда познания всего, что касалось геномагии, вкупе с полным равнодушием ко всему, что касалось человеческой жизни, — в этом была вся Гретель. Иногда, накладываясь друг на друга, эти черты ее характера порождали нечто крайне необычное. И столь же опасное. Но вырастить из куска дерева подобие человека! Это было слишком даже для нее.