Созерцая красоту мира, видя везде присутствие Бога, Фет совершил свой путь певца легко, без страданий, как бы ощущая на своем плече направляющую руку Провидения.

Ощущение в душе счастья и радости облегчило ему возможность все, что он созерцал, преображать в прекрасное. Он жил в обители простора и счастья, в «свежеющей мгле», «где беззаветно лишь привольно свободной песне и орлу».

* * *

Поэт родился 23 ноября 1820 года в Мценском уезде, Орловской губернии, в Новоселках – имении своего отца Афанасия Неофитовича Шеншина, представителя старинного рода, восходящего к XV веку. Общеизвестно, что поэт до 14 лет носил фамилию отца, а затем до 1873 года – фамилию матери – Фет. 26 декабря 1873 года последовал высочайший указ об утверждении за ним дворянских прав. Это странное, на первый взгляд, обстоятельство объясняется тем, что отец поэта, в бытность в Германии, женился на г-же Фет по лютеранскому обряду, и брак этот до рождения поэта не был освящен православною церковью.

Фет рос в уюте помещичьей семьи, в довольстве и безмятежности, среди многочисленных дворовых слуг, наслаждаясь обществом «сказочницы» Прасковьи и рассказами о прошлом из уст дедовского слуги Филиппа Агафоновича, этого русского Медрана, беспредельно любившего маленького барина.

У мальчика не было ни «фрейлин», ни «мадам», ни гувернеров. Образованием Фета в Новоселках ведали мать, обучавшая его русскому и немецкому языкам, и учитель-семинарист.

Очень рано он обнаружил склонность к стихам, разучивал их наизусть, и сам пробовал сочинять, как по-русски, так и по-немецки.

Из «воспоминаний» поэта мы знаем, какое огромное впечатление произвели на него поэмы Пушкина «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан».

В 1834 году отец отвез его в Верро, что вблизи Юрьева, и определил в пансион Крюммера. Фет проучился там до 1837 года, после чего отец забрал его из пансиона и отвез в Москву для подготовки к поступлению в университет. В Москве Фет проживал в семье Григорьевых, где и подружился с Аполлоном Григорьевым, будущим талантливым критиком, уже в юности проявлявшим большую чуткость к литературе и незаурядные способности.

Аполлон Григорьев объединил вокруг себя студенческую группу, куда входили такие, например, лица, как будущий историк С. Соловьев, К. Кавелин, Я. Полонский и др.

Помимо Григорьева, к которому Фет питал особую симпатию именно из-за обоюдной их любви к поэзии, он был очень дружен с Полонским, угадывая в нем поэтический талант.

Фет, по собственному признанию, не испытывал никакой напускной нежности в отношении к московскому университету, однако «не прочь был послушать теорию красноречия или эстетику у И. И. Давыдова, историю литературы у Шевырева или разъяснения красот Горация»6.

Он окончил университет лишь в 1844 году, т. к. на втором и третьем курсе просидел по два года.

Окончив университет по филологическому факультету, Фет поступает на военную службу: 21 апреля 1845 года он был зачислен унтер-офицером в кирасирский «Военного Ордена» полк.

Он оказался ревностным исполнителем служебных обязанностей. К тому побуждала его не столько любовь к военному делу, сколько стремление дослужиться до дворянского звания.

В полковой среде мы видим его добрым, нежным товарищем, способным остро переживать чувство утраты друга, о чем свидетельствуют прекрасные двустишия стихотворения «На смерть Бражникова», относящиеся ко 2 июня 1845 года:

Взвод вперед, справа по три, не плачь!

Марш могильный играй, штаб-трубач!

Словно ясная тучка зарей,

Ты погаснул, собрат молодой!

Как печаль нам утешить свою,

Что ты с нами не будешь в строю?

Гребень каски на гробе ведь наш,

Где с ножнами скрестился палаш, —

Лишь тебя нам с пути не вернуть!

Не вздохнет молодецкая грудь,

И рука, цепенея как лед,

На прощанье ничьей не пожмет…

Но, безмолвный красавец, в гробу

Ты дрожащую слышишь трубу,

И тебе и в земле не забыть

Как тебя мы привыкли любить!

Взвод вперед, справа по три, не плачь!

Марш могильный играй, штаб-трубач!

В 1846 году Фет был произведен в корнеты, через три года в поручики, в 1851 году в штаб-ротмистры. Позднее он был прикомандирован к лейб-гвардии Уланскому Его Величества полку, а в 1854 году получил чин поручика этого полка.

Во время Восточной войны Фет нес службу в рядах войск, охранявших побережье Балтики.

Его военная карьера окончилась в 1858 году выходом в отставку в чине штаб-ротмистра гвардии.

Еще в 1857 году, в одиннадцатимесячном отпуску, Фет побывал за границей. В Париже он сочетался браком с Марией Петровной Боткиной7, сестрой своего друга и сотрудника по литературному кружку «Современника» Василия Петровича Боткина.

Вернувшись в Россию, Фет приобрел в Мценском уезде небольшое имение Степановку, решив посвятить свою дальнейшую жизнь сельскому хозяйству.

Как сельский хозяин, Фет оказался усердным и деятельным человеком. Это, главным образом, и повело к тому, что он в течение полутора десятков лет становится обладателем больших денежных средств. В 1877 году в Щигровском уезде Курской губернии он приобретает за 105 тысяч рублей большое имение Воробьевку. Еще через некоторое время покупает дом в Москве.

В жизни поэта – это период богатства и довольства. С ним совпадает расцвет его литературной деятельности. Именно в этот период своей жизни он переводит на русский язык классических поэтов: «Фауста» Гете, Шопенгауэра; издает четыре выпуска стихотворений: «Вечерние огни», пишет «Мои воспоминания» и «Ранние годы моей жизни».

К последнему периоду жизни Фета относится его сближение с поэтом К. Р. – Великим князем Константином Константиновичем.

После того, как в торжественной обстановке был отпразднован пятидесятилетний юбилей его литературной работы, император Александр III пожаловал юбиляра званием камергера.

Великий лирик умер в Москве, 21 ноября 1892 года, почти 72 лет от роду.

Он был похоронен в родовом имении Шеншиных, в селе Клейменове, в Мценском уезде Орловской губернии.

Близкие и друзья долго оплакивали уход из жизни замечательного певца, обладавшего таким чистым и нежным голосом, который не изменял ему даже в старческие годы, даже в ту пору, когда телесный недуг и старость отнимали у поэта жизненные силы:

Он был старик, давно больной и хилый, —

Дивились все, как долго мог он жить, —

Но почему же с этою могилой

Меня не может время примирить?!8

Так писал Владимир Соловьев, возвращаясь мыслью к месту вечного упокоения Фета.

* * *

В предисловии Фета к третьему изданию «Вечерних огней» мы находим поставленные в качестве эпиграфа слова Теренция Мавра (?):

– По разумению чтеца, свои