Оставив военную службу, Фет отправился за границу и женился на сестре своего старого друга Боткина, М. П. Боткиной8. Через три года после брака А. А. Фет, с согласия жены, решил посвятить себя сельскому хозяйству и в 1869 г. купил за 20 тысяч (приданое жены) хутор Степановку в 200 десятин. Тут А.А. жил 17 лет, лишь зимою выезжал в Москву.

Десять с половиной лет (1867–1877) был он мировым судьей, писал статьи о сельском хозяйстве и не писал стихов. Он копил свое имущество, которое постепенно сделало его богатым человеком. Высочайшим указом 1873 г. за Фетом была утверждена отцовская фамилия Шеншина со всеми связанными с ней правами. В 1877 г. он бросил Степановку и за 105 тысяч рублей купил Воробьевку в Курской губернии, в 10 верстах от известной Коренной Пустыни. Соловьи, красота этой местности отразились в стихах последнего периода жизни Фета.

Тут началась его новая жизнь. Он занялся опять литературной работой, писал и много переводил. Он перевел «Мир как воля и представление» Шопенгауэра9, «Фауста» Гете, Овидия10, Вергилия11, Катулла12, Тибулла13, Марциала14. Все труды свои подписывал он именем Фета, как бы желая провести твердую грань между поэтом и человеком. В 1881 г. в Москве на Плющихе приобрел он дом, где проводил зиму, а ранней весной возвращался в деревню, где жил до последних чисел сентября.

Последний период жизни Фета – время довольства и покоя, время спокойной литературной деятельности. Он задумал в этот период и оставил после себя две книги «Мои воспоминания» и «Ранние годы моей жизни» 1893 г. (посмертное издание).

В 1889 г. 28 и 29 января торжественно праздновали в Москве пятидесятилетие литературной деятельности Фета, вслед за тем 26 февраля Государь пожаловал юбиляру звание камергера. Фет был уже стар. Лет тридцать страдал он одышкой (в стихах мы не раз находим жалобы «на трудное дыхание»), за десять лет до смерти он заболел хроническим воспалением век. В 1892 г. приехав в Москву, он схватил бронхит, поправился, а 21 ноября неожиданно скончался, не дожив двух дней до 72 лет.

Фет пел, как соловей на заре своих дней, – в молодости, и на закате, – в старости. Характерно, что полдень его жизни ознаменовался изучением Шопенгауэра, оттого последние произведения Фета имеют глубокий философский смысл.

Один из критиков Фета заметил, что «из всех лирических поэтов доселе живших, ни один до такой степени не сумел себе усвоить чисто философский дух и остаться при этом исключительно поэтом, как Фет. Этот великий художник, какое-то золотое звено, связующее красоту с истиной, золотой мост между философией и поэзией»15.

В глазах Фета «прозренье в сущность вещей», цель художественного творчества:

«В ваших чертогах мой дух окрылился,

Правду провидит он с высей творенья»16, – обращается он к поэтам.

По стихам Фета ясно, что мыслитель и поэт идут к одной цели разными дорогами. В одном из своих стихов Фет противопоставляет безгласного мудреца умеющему все выразить в порыве наивного вдохновения поэту:

Как беден наш язык: хочу – и не могу…

Не передать того ни другу, ни врагу,

Что буйствует в груди прозрачною волною.

Напрасно вечное волнение сердец,

И клонит голову маститую мудрец

Пред этой ложью роковою.

Лишь у тебя, поэт, крылатый слева звук

Хватает на лету и закрепляет вдруг

И темный бред души и трав неясный запах:

Так, для безбрежного покинув скудный дол,

Летит за облака Юпитера орел,

Сноп молнии неся мгновенный в верных лапах!!!

Сам Фет писал только по вдохновению, его стих изумительный по музыкальности и выразительности, иногда небрежен, иногда слаб.

Поэзия Фета почти не знает действия, она вся в порывах духа, в созерцании. Эфирность, чистота и духовность поэзии Фета выделяет его из всех и позволяет утверждать, что по складу ума и темпераменту он стоит ближе всего к философам. Героические элементы чужды поэзии Фета, – он прежде всего художник в своем творчестве. Искусство для Фета – исцеление от муки бытия:

Пленительные сны лелея наяву,

Своей божественною властью

Я к наслаждению высокому зову

И к человеческому счастью.

К чему противиться природе и судьбе?

На землю сносят эти звуки

Не бурю страстную, не вызовы к борьбе,

А исцеление от муки17.

Пожалуй, ни один поэт в мире не обладал той энергией, той любовью к жизни, которые характерны для Фета. Старческие стихотворения Фета дышат юношеским пылом его ранних стихов, потому что в старости Фет жил глазами юности:

Все, все мое, что есть и прежде было,

В мечтах и снах нет времени оков;

Блаженных грез душа не поделила:

Нет старческих и юношеских снов18.

Но далекий от культа смерти, Фет спокойно встречает ее появление, и даже в молодости весенние грезы и настроения заставляли его думать о ней. Через всю жизнь, через все творчество мысль о смерти не изменяет ему. Мечтая о будущем, он писал:

Там, наконец, я все, чего душа алкала,

Ждала, надеялась, на склоне лет найду

И с лона тихого земного идеала

На лоно вечности с улыбкой перейду19.

В своем стихотворении «Никогда», он с неслыханной поэтической смелостью эстетически оправдывает смерть. Он утверждает, что умереть, исчезнуть – это эстетически необходимое свойство индивидуума.

«Куда идти, где некого обнять?» – спрашивает поэт. Восполняющим освещением этого вопроса является пьеса Фета – «Смерти».

Я в жизни обмирал, и чувство это знаю,

Где мукам всем конец и сладок темный хмель,

Вот почему я вас без страха ожидаю,

Ночь беспросветная и вечная постель!

И дальше обращался к смерти:

Покуда я дышу – ты мысль моя, не боле,

Игрушка шаткая тоскующей мечты.

В этих словах торжество человека над смертью, выраженное сильно и искренно; воля к жизни в нем огромна и прекрасна.

Фет отзывался, как совершенный инструмент, на каждый призыв музы, а для этого он должен был обладать бодрой и ясной душой. Мы не находим у Фета никаких надломов, язв и душевного нездоровья. Ему чужда была современная неудовлетворенность, разлад между собой и миром, тоска. Недаром он питал глубокую любовь ко всему античному, в нем самом антично здоровый дух, и все демоническое