Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Мы ничего не можем предпринять?
- Последние два часа мои люди только этим и заняты, полковник. Мы ввели все аварийные команды и постоянно бомбардируем «Лихтбрингт» всеми мыслимыми формами и запросами.
- Без какого-либо успеха, как я понимаю?
- Успехом это и в самом деле не назвать. «Лихтбрингт» пока не смог полностью заблокировать контуры, предназначенные для входящей информации, то есть, наши команды пока еще проникают в его мозг. Но, оказавшись там, в средоточии хаоса и вывернутой наизнанку логики, уже ни на что не могут повлиять. Какая-то сила постепенно захватывает себе все большее и большее жизненное пространство. И делается все более ясно, что помешать ей мы не способны.
- Сколько… ей осталось? – дрогнувшим голосом спросил Герти.
- Если тенденции не изменятся, «Лихтбрингт» перейдет под чужой контроль приблизительно за… восемьдесят или девяносто минут.
- К полуночи.
- Да, - мистер Беллигейл скривился, - Как и прогнозировал наш механический друг. Вот, отчего он сказал про двенадцать часов. Именно к этому сроку он установит полный и безапелляционной контроль над всем тем, что раньше именовалось «Лихтбрингтом». После этого мы окажемся в его власти уже безо всяких оговорок.
Герти не стал спрашивать, что случится после того. На этот счет у него у самого были предположения самого неприятного толка.
Полтора часа. Быть может, уже меньше. Слишком малый срок, чтоб на что-то повлиять. Но, как известно, крысы борются до последнего глотка воздуха.
- Мистер Беллигейл, возможно, в моем распоряжении есть нечто, способное нам помочь, - выпалил Герти, едва лишь смог толком отдышаться.
Второй секретарь, вернувшийся было к пристальному изучению очередной мемокарты, вскинул на него удивленный и настороженный взгляд.
- Простите?
- Мне кажется, я знаю подходящее оружие против того, что захватило машину. И оно у меня в руках.
Герти торжественно продемонстрировал захваченную из библиотеки книгу. Потрепанная, в строгом переплете, она была массивной, как кирпич, и внушала необъяснимое уважение одним лишь только своим внешним видом.
- Мне казалось, вы говорили, что не являетесь специалистом по машинной логике, - настороженно сказал мистер Беллигейл, глядя на книгу.
- Так и есть, я ничего не понимаю в машинных командах. Мы ошибались с самого начала. Слишком увлеклись механической частью проблемы, не попытавшись понять ее природу в комплексе. Возможно, еще не поздно это исправить. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Герти медленно положил книгу на стол. Мистер Беллигейл молча смотрел на нее не менее пяти секунд, прежде чем поднял взгляд на Герти. Теперь, помимо настороженности, в этом взгляде явственно было еще и искреннее беспокойство.
- Библия? Вы принесли Библию, полковник?
Герти почувствовал, что готов смутиться, точно школьник, принесший на урок неверную книгу. Вместо этого он стиснул зубы и уверенно встретил отточенный прозрачным стеклом взгляд второго заместителя.
- Да, мистер Беллигейл. Если что-то и может нам помочь в этой проигранной войне, так это Святое Писание.
- Я сомневаюсь, что машина, уже не способная реагировать на аварийные команды, окажется потрясена посланиями из Ветхого Завета, - не скрывая язвительности, пробормотал мистер Беллигейл, - Или же вы успели за это время узнать что-то, чего мы все, специалисты по машинной логике, еще не знаем.
- Успел, - подтвердил Герти, - Все это время я провел в библиотеке. И теперь могу утверждать кое-что наверняка.
- Мы все ждем, полковник.
Герти набрал побольше воздуха в грудь. Здешний воздух, несмотря на все усилия вентиляторов и насосов, был зловонным и едким, но сейчас это не играло никакой роли.
- Мы ошибались, когда пытались оценить нашего врага. Это была изначальная ошибка, которая породила неверную тактику. То, что пытается захватить Канцелярию и весь Новый Бангор, это нечто особенное. То, с чем мы никак не могли столкнуться, но волей покойного профессора, столкнулись.
- Вы говорите о мыслящей машине, которая пытается захватить власть у умирающего «Лихтбрингта»!
- Нет, - убежденно сказал Герти, обозревая присутствующих и поневоле ощущая себя пророком перед толпой филистимлян, - Нет. Наш враг – не мыслящая машина. И не логический сбой, спонтанно породивший в механических недрах злонамеренное сознание. И даже не мертвый профессор Нейман.
- Тогда кто? – нетерпеливо воскликнул мистер Беллигейл, - Кто наш враг?
Герти почувствовал, что ему нужен еще один глоток обжигающего воздуха, чтобы закончить свою речь, пусть даже произнести оставалось лишь одно слово.
- Это сам Дьявол, - тихо сказал он.
֎ ֎ ֎
Герти подумалось, что мистер Беллигейл отпустит какое-то колкое замечание, но второй заместитель вместо этого долго молчал, сверля своими бесцветными глазами подчиненного. Пожалуй, с его стороны это было неоправданной тратой драгоценного времени.
Молчали и прочие присутствующие. На минуту перестала шуршать бумага, стихли приглушенные разговоры. Герти ощутил себя центром внимания во всем кабинете. Не очень-то приятное, оказывается, чувство.
- Повторите, - попросил мистер Беллигейл, выглядевший скорее удивленным, чем насмешливым, - Что вы сказали?
- Дьявол, - упавшим голосом повторил Герти и безотчетно положил правую ладонь на переплет Библии, - Сатана. Люцифер. Князь Тьмы. Вельзевул. Мефистофель. Воланд.
Во взгляде мистера Беллигейла, которым можно было резать листовой металл, появилось что-то вроде сочувствия.
- Я понял, полковник. Все в порядке. Мне следовало догадаться. Вас не затруднит принять эти пилюли? Лучше отдохнуть, здешний климат скверно воздействует на самочувствие. Пожалуй, вот что, примите пилюли и попытайтесь вздремнуть. Хотя бы там, в углу…
- Я не душевнобольной! – воскликнул Герти, с негодованием отстраняя от себя ладонь с пилюлями, - И не рехнулся от страха. Это Дьявол, мистер Беллигейл! Дьявол во плоти! Он завладел нашим «Лихтбрингтом» и с каждой минутой подчиняет себе его содержимое.
- Вы говорите о…
- О машине, одержимой Дьяволом. Все верно. Возможно, это первый в истории случай одержимости, только речь идет не о человеке, а о счислительной технике.
- Я придерживаюсь англиканской церкви! – заметил мистер Беллигейл с истинно-британским возмущением. Как если бы Герти осмелился произнести что-то, порочащую честь королевской семьи или Англии.
-