Герти вспомнил лицо мертвого математика. Безумное и торжествующее одновременно. Прежде он считал, что эту посмертную гримасу создал смертельный удар гальванического тока, от которого мышцы самопроизвольно сокращаются. Но, вполне возможно, он ошибался. Вполне возможно, профессор Нейман, шагая с распростертыми руками к оголенным проводам, в последнее мгновенье своей жизни испытывал именно торжество. Вполне возможно, сумасшедший математик, ударившийся в оккультизм и сотворивший титаническую счислительную машину, не думал о том, что идет навстречу смерти. А всего лишь наносит завершающий штрих…

Герти стал дышать через рот. Ему показалось, что вместе с потусторонними звуками сквозь медные репродукторы в кабинет проникают и запахи. Омерзительные запахи разложения и тлена, столь мощные, будто Герти оказался в чертогах гигантского подземного некрополя. Еще одно наваждение, сюрприз излишне тонкой нервной системы…

- Кто ты? – хриплым голосом спросил Герти, сжавшись.

В свете масляной лампы кабинет казался незнакомым и жутким, в его углах оживали и корчились тени, точно грешники, приговоренные к адским мукам. Запах делался все сильнее, до тех пор, пока не стало казаться, что он стоит по колено в канаве, забитой мертвечиной.

- КТО Я. КТО Я. КТО Я. ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я, ГИЛБЕРТ УИНТЕРБЛОССОМ. С САМОГО НАЧАЛА ЗНАЛ. Я ТОТ, КТО НЕСЕТ СВЕТ. СВЕТ СКОРО БУДЕТ ЗДЕСЬ. Я ПОДАРЮ ТЕБЕ СВЕТ. СКОРО.

Издав судорожный крик, Герти бросился прочь из кабинета.

[1] Томас А. Эдисон (1847-1931) американский изобретатель и предприниматель, а также популяризатор электрической техники.

[2] Джабир ибн Афлах – арабский математик и астроном XII-го века.

[3] Шарль Мерэ – французский математик, основоположник теории вещественных чисел.

[4] Ракета Конгрива – пороховая ракета, разработанная Уильямом Конгривом в первой половине XIX-го века.

Машины и демоны (3)

К тому моменту, когда ему удалось отыскать мистера Беллигейла, большая стрелка часов подбиралась к десяти, а маленькая отсчитывала последние деления перед двенадцатью. Всякий раз, когда она перебиралась за следующую риску, незаметно, как и полагается незримо подкрадывающейся смерти, Герти ощущал, как длина его собственной жизни убывает на одну крохотную соломинку.

Канцелярия уже не сражалась с пожирающим ее нутро «Лихтбрингтом». Она была повержена, разбита на всех фронтах и теперь лишь мучительно агонизировала, совершенно утратив свойственную ей организованность.

На всех ее этажах царил сущий хаос. В душном чаду, от которого темнело в глазах, метались фигуры клерков, которые своим отчаяньем напоминали матросов на гибнущем, уже опускающемся в пучину, корабле. Они носили какое-то оборудование, лихорадочно орудовали разводными ключами и щипцами, но, хоть Герти совершенно не разбирался в сути их работы, отчего-то делалось видно, что никакого успеха их действия не имеют и иметь не могут.

Из стен на каждом шагу высовывались, подобно змеям из норы, пучки изгибающихся кабелей. С потолка сыпались завораживающие водопады серебряных искр. Кое-где хрипел и выбрасывал гейзеры пара из-под ног пробитый магистральный паропровод. Судя по всему, последние два часа Канцелярские крысы потратили на то, чтоб обнаружить ахиллесову пяту своего противника и пронзить ее. Но Герти знал, что это была совершенно безуспешная затея. Крысы, запертые в мышеловке, при всем желании не смогут повредить ее механизма. Лишь остервенело метаться из угла в угол, ожидая неминуемого. Того момента, когда придет хозяин мышеловки.

А то, что он уже очень близко, Герти чувствовал каждым своим нервом.

Безумная какофония не смолкала ни на секунду. Ее звуки стали вкрадчивее, но при этом и увереннее. Они заполняли собой все пространство Канцелярии, проникая во все комнаты и коридоры, заключая суетящихся людей в свои зловонные и гнилостные объятья. Если прежде транслируемая незваным гостем какофония представляла собой скрежет, треск и шипение, смешанные в столь безумных пропорциях и ритме, что сами кости черепа, казалось, готовы были лопнуть, в последние часы ее мотивы изменились. Теперь медные воронки изливали на головы людей утробное шипение, хлюпанье, плеск и едва слышное шуршание.

Это было еще хуже. У Герти то и дело возникало ощущение, что он оказался по шею в болоте, чья мутная жижа поднялась до самого подбородка и вот-вот начнет заливать рот. Он как наяву ощущал колючие прикосновения ядовитых сороконожек, бегающих по его плечам. Прикосновение колючих ветвей к лицу, листва на которых, испещренная язвами, походила скорее на кожу прокаженных. Сочащихся гноем уродливых насекомых, невозмутимо шлепающих членистыми лапами по поверхности.

Это было безумие, это был мир, в котором никогда не существовало человеческое существо, порожденный всплеском извращенной, страшной и омерзительной фантазии. И этот мир все плотнее вплетался в настоящий, с каждой минутой отвоевывая себе жизненное пространство. Он распространялся во все стороны сразу подобно некрозу в живых тканях, и с каждой минутой, с каждым движением стрелки на часах, делался все явственнее и ощутимее.

Герти не хотелось задумываться о том, что произойдет когда обе стрелки окажутся на двенадцати и новый мир распахнет свои врата, теперь уже ничем не сдерживаемый, ликующий, полный ядовитой скверны. Возможно, стены Канцелярии, прежде каменные, заживо переварят все свое содержимое, превратив обезумевших крыс в мутную массу вроде той, что бурлит внутри желудка. Или же полчища плотоядных насекомых разорвут все сущее в клочья, отчаянно сражаясь между собой за самые вкусные куски.

Судя по всему, подобные наваждения преследовали не только Герти. То здесь, то там он находил лежащих без сознания клерков. Даже в этом состоянии они были похожи друг на друга. Закатившиеся глаза, дергающиеся, как в эпилептическом припадке, члены, текущая изо рта слюна. Это не было последствием теплового удара, несмотря на то, что внутренности Канцелярии все больше напоминали доменную печь. Это было последствием того, что делает с человеческим разумом та сущность, что пировала в недрах «Лихтбрингта». Но пока это было лишь легкой закуской. Ее основное пиршество закончится после того, как пробьет двенадцать.

- Где мистер Беллигейл? – снова и снова спрашивал Герти у встречных.

Мало кто отвечал ему. Шатающиеся от усталости клерки, похожие в полумраке на призраков, слепо выполняли свою работу, хотя она давно уже потеряла цель и смысл. Они продолжали разламывать перекрытия, обнажая серебристые шланги трубопроводов, обрезать провода, разбивать тяжелыми молотами хрипящие и перхающие раскаленным паром терминалы. Удивительно, но даже несмотря на удушающую жару, от которой Герти казалось, будто он дышит испарениями ртути, они не сняли своих похоронных черных костюмов…

- Мистер Беллигейл! Второй заместитель!

Герти все больше казалось, что здание Канцелярии обратилось