Эдиком! Может, и впрямь поступить, как Варька талдычит: сообщить обо всех своих подозрениях кому следует, в милицию или в прокуратуру, и пусть опытные люди, как положено, сами разбираются…

Нет. В милиции, конечно, делать нечего. Им до Ушастого руки коротки добраться, у него удостоверение вон какое! Он сам, Лаврентий, своими глазами видел, должности, правда, не заметил… Кстати, а почему действительно, должности не имелось в корочке?… Но ему та эмблема на корочке красной хорошо известна: щит и меч! Комитет государственной безопасности! А с чего это они Светкой заинтересовались?…

Впрочем, что об этом думать, только ещё больше и так раскалывающуюся от забот голову себе забивать!.. В прокуратуру, конечно, лучше бежать, нежели в милицию. Прокуратура, она над комитетчиками теперь власть имеет полную. Отец рассказывал, и сам Лаврентий догадывается, слушаются сейчас чекисты прокуроров и подчиняются им, кто-то рассказывал, что надзор даже какой-то вроде осуществляют… Вот туда бы и сообщить о своих мучительных соображениях. Они ведь и убийствами занимаются, конечно, они!.. Кому же, как не прокурорам!

Лаврентий даже подскочил на диване от этой мысли, газету выронил.

Как он сразу не допёр-то? Туда и надо ему бежать! Они уж и следствие, вероятно, ведут! Его предположения и все его подозрения им сейчас как раз пригодятся! Они и распутают всю эту чёртову паутину, в которой он запутался, словно муха!

Обхватив голову руками, снова на диван брякнулся.

– Чего это ты? – ткнулась ему под бок Варька и газету заботливо подала. – Чего это ты дёргаешься опять, суматошный?

Она полезла к нему обниматься, что-то, видимо, своё задумала, он поморщился, отодвинулся, но особо противиться не стал.

– К бабке своей бегала? – буркнул он, не отвечая на её поцелуи и лицо отворачивая. – Опять гадала? На меня, наверное?

– На тебя, на тебя, дурачка, – улыбнулась она. – Нужен ты мне! Стефания Израэловна уже давно мне всё про тебя сказала.

– Гадали всё же на меня! – взорвался Лаврентий.

– А почему нет? – так же дёрнулась и Варька. – Ты мне разве чужой?

– Нечего на меня по картам!

– А тебя и не спросил никто.

– Ты уж очень шустрая стала, девка!

– Не замечал, я всегда такая была.

– Обломаю я тебе рога-то, Варька. Ох, обломаю! Дождёшься. – Он махнул рукой, отвернулся.

– Чего бесишься-то? – Неугомонная, нашла она опять его губы. – Лучше меня тебе всё равно никого не найти. Ты радуйся, дурачок маленький. Люби меня. Это быстро пролетит. Не заметишь. А потом, как почую я, сама тебя брошу.

– Чего это? – вытаращил он глаза на неё. – С чего это ты? То так, то эдак? Не любишь, да?

– Врать не стану. Пуще жизни. – Она обняла его снова и поцеловала лёгким поцелуем, словно бабочка крылышком коснулась его губ. – А не быть нам вместе. У тебя своя судьба.

– Дура! Старуху свою, картёжницу, наслушалась!

– Тётушка моя – умная женщина. И добрая. Она и знать будет, а не скажет мне такого, – грустно улыбнулась Варька и поцеловала его опять так же, как бабочка с губ слетела. – Помолчи, дурачок ты мой.

– А чего тогда? – нахмурился Лаврушка. – Родителей моих боишься?

Она вскинула задумчиво брови.

– Так мы уйдём от них, – прижал он её к себе крепче. – Я работать начну. Что нам они! Да я мать уговорю! Мать ради меня что хочешь! И отец ничего не посмеет…

Она закрыла ему рот ладошкой.

– Вот видишь, я сейчас какая! – Она вспорхнула от него с дивана, подняла вверх лёгкие ручки, крутанулась вокруг себя, словно разноцветная юла, в пёстром своём красивом сарафанчике. – Посмотри!

– Иди сюда! – потянулся он к ней жадно.

Она отскочила.

– Такой я всегда не буду! – крутилась она, крича ещё и ещё, и не было сил её остановить, но вдруг она, будто зацепилась за что-то ногами, замерла, застыла, слегка качнувшись, и сказала другим, тихим, голосом. – Только всё кончится однажды. И я уйду. А когда, сама ещё не знаю.

– Ты мне детей нарожай, – схватил он её, увлёкая на диван.

– Зачем тебе? – Она погладила его кудрявую голову. – Дурачок ты мой! Тебя самого растить и растить… А дети у тебя будут! Будут, Лавруш, у тебя детки. Красивые, как и ты. Только я здесь ни при чём буду.

– Вот дурёха-то, – отстранил он её и заглянул в глаза. – Это точно всё бредни Стефании. Ты к ней больше не ходи!

– А я и не ходила.

– А где же ты была так долго?

– Не твоё дело. Ты мне лучше скажи, что это ты тут напридумал без меня?

– А что?

– А люстра где? – Она ткнула рукой в потолок. – Там один крюк торчит?

– Что-то случилось с проводкой, со светом, одним словом, – заёрзал Лаврентий с виноватым видом на диване. – Я её включил, вжик! И света нет.

– Ну?

– Ну я полез. Похоже на замыкание. В общем, в зале света нет.

– Я вызову электрика, – вскочила с дивана она. – Что это за фокусы!

– Не надо. Уже поздно.

– Ничего не поздно, придут, не сломают спин. Они и так ничего не делают.

– Да не строчи ты, как из пулемёта, – остановил её Лаврентий. – Я звонил. Они просили подождать до завтра… Утром придут.

– Так… А люстра всё-таки где? Зачем убрал?

– А ты хотела, чтобы я её совсем кокнул?

– Ну висела б она себе и висела…

– Я её снял, посмотреть хотел…

– Вот. – Варька упёрла руки в бока. – С этого и начинать надо было, голубчик. Сломал материнскую гордость! Хрусталь разбил?

– Ничего не разбивал, – защищался Лаврушка, как нашкодивший мальчишка. – Вон она в спальне, я её туда убрал.

Варвара не поленилась, сходила, убедилась.

– Так, что ещё ты тут без меня натворил?

– Да отстань ты, – отмахнулся Лаврентий. – Нет настроения. Подурачилась, и будя. Не до этого.

– А до чего? – Она, забывшись сразу, ткнулась опять к нему. – Что ты всё мучаешься, Лавруш? Да не придёт никто к нам ночью! С чего ты взял? Что у тебя за мысли дурацкие в голове!

– Ты вот что, – развернул её к себе Лаврентий, крепко обхватив руками и уставившись в глаза. – Будешь мне помогать или нет? Последний раз тебя спрашиваю?

– Ну буду. – Она засмеялась тихо. – Куда от тебя, непутёвого, деться. Буду, буду. Что тебе ещё?

– Тогда слушай. – Он поморщил лоб, подумал. – Я после десяти-одиннадцати, ну тогда ещё решим, один останусь в зале, вот здесь.

Он указал глазами на диван.

– А я?

– А ты спрячешься на кухне. Там кладовка есть. И будешь сидеть тихо, как мышь.

– Закрытой?

– А чего? Света-то всё равно нет.

– Как нет? Что случилось?

– Света совсем не будет в зале,