В нескольких словах, Бижар еще раз объяснил план прорыва, который он назвал операцией «Кровопускание». Однако, аэрофотоснимки, сброшенные «Корсаром», добавили новый элемент отчаяния к и без того опасному плану: три новых траншеи коммунистов теперь перегораживали последний открытый участок местности к югу от «Юнон». Даже с максимумом войск, было сомнительно, что что-то большее, чем горстка рассеянных выживших, когда-либо покинет долину. Совершить такой полномасштабный штурм сильно укрепленной вражеской позиции с такими измотанными войсками, как те, что сейчас остались в Дьенбьенфу, привело бы к бессмысленной бойне. Один за другим командиры батальонов подтвердили, что ни одно из их подразделений не было в такой форме, чтобы организовать такой штурм, не говоря уже о том, чтобы в нем выжить. На этом закончились все мысли об осуществлении «Альбатроса».

Теперь оставалось рассмотреть альтернативные варианты. На первый взгляд, казалось, что их было два: капитулировать, как британцы в Сингапуре, американцы в Коррехидоре и даже немцы в Сталинграде; или сражаться, не прося пощады, как поступили Ботелла, Брешиньяк и Пуже на «Элиан», американцы в Аламо или Иностранный легион в Камероне.

- Вы можете устроить Камерон с сотней парней, но не с 10000.

Вероятно, это замечание обронил один из офицеров Иностранного легиона. Действительно, для здоровых людей было хорошо и здорово героически сражаться, но не за счет тех тысяч, которые сейчас тонули в грязи открытых траншей, окружавших госпиталь, которых Гровен и последние оставшиеся воздушно-десантные хирургические бригады больше не могли пристроить. Теперь, когда прорыв был уже невозможен, сопротивляться в течение следующей ночи за счет гибели или ранений еще 300-500 человек, было хуже, чем бесполезно. Существовал и третий способ прекратить боевые действия, не подвергая гарнизон полному хаосу и в то же время, не поднимая белого флага в знак формальной капитуляции. И это было сообщить генералу Зиапу, что основная позиция Дьенбьенфу прекратит огонь в 17.30. В 13.00 совещание закончилось и Лангле в сопровождении Бижара, Лёмёнье и Вадо отправился повидать де Кастра.

Снаружи, где муссонная погода временно прояснилась, бойцы Вьетминя теперь собирались для последнего штурма через Нам-Юм. К ним, по-видимому, присоединился новый штурмовой отряд; войска, которые до сих пор, должно быть, находились в резерве и носившие совершенно новую французскую форму. Небольшая группа, примерно из 100 солдат коммунистов попытались пробраться через Нам-Юм к югу от «Элиан-3», где позиции защищали только раненые с «Юнон». Сержант Кубьяк, только что вернувшийся с «Элиан-3», с удивлением увидел расчет ручного пулемета, стреляющий в упор по атакующей волне коммунистов. Стрелок носил широкую, пропитанную кровью повязку вокруг талии, оставляя кровавый отпечаток на земле каждый раз, когда он менял положение. Подающий ему снаряженные магазины, был однорукий солдат, который также носил повязку на груди. Эта вражеская атака была остановлена огнем пехоты с «Юнон» и какое-то время казалось, что крошечные опорные пункты «Элиан-11» и «Элиан-12», которые прикрывали подходы к мосту Бейли, и «Элиан-3», который все еще прикрывал «Юнон» и деревянный пешеходный мост, продержатся до наступления ночи. В 14.39 где-то в долине все еще оставалась какая-то упрямая надежда, на то, что удастся прорваться, поскольку служба снабжения отправила краткое сообщение в Ханой:

«Можем ли мы, да или нет, рассчитывать сегодня на сброс боеприпасов с малой высоты? Срочно нужен ответ».

Но в 15.00, когда наиболее боеспособные иностранные легионеры были отозваны для «Альбатроса», оставшиеся на «Элиан-3» марокканцы запаниковали. Размахивая своими тюрбанами, или белыми полотенцами, они выползали из окопов в направлении приближающегося врага. По-видимому, это дало генералу Зиапу намек на то, что французы больше не намерены удерживать другой берег Нам-Юм, и, что по всей вероятности, они отказались от какой-либо идеи продлить свое сопротивление после следующей ночи. Поэтому он отказался от своей крайне консервативной позиции и в 15.00 приказал осаждающим войскам неустанно продолжать атаку как с восточного, так и с западного флангов. Он еще раз подчеркнул важность плотного окружения французов, чтобы не дать никому из них сбежать.

В блиндаже де Кастра, его встреча со старшими командирами частей была короткой и достойной. Командиры частей сказали де Кастру то, что он уже знал: что основная позиция Дьенбьенфу не сможет продержаться до наступления ночи, и поэтому они не смогут попытаться осуществить организованный прорыв. Они также сказали ему, что необходимо будет связаться с врагом и сообщить о прекращении сопротивления в определенное время, чтобы предотвратить частичную резню разоруженных раненых и подразделений, у которых закончились боеприпасы. Учитывая время, необходимое для связи с некоторыми из ныне изолированных передовых подразделений по рации, а также желательность избежать хаоса, который, несомненно, возникнет, если сопротивление прекратится в темноте, 17.30 было выбрано в качестве времени для прекращения сопротивления. 2-я воздушно-десантная группа Лангле свяжется по рации с противником.

Говорить было почти не о чем. Де Кастр был озабочен тем, что будет с Бижаром, само имя которого было ненавистно для Вьетминя. Между Бижаром и его 6-м колониальным парашютным батальоном с одной стороны и противником – с другой, было слишком много счетов. Повернувшись к нему, де Кастр сказал:

- Мой бедный Брюно, ты должен попытаться уйти сейчас с несколькими своими людьми. Вьеты были бы только рады заполучить тебя.

Бижар отказался и сказал что-то в том смысле, что попытается сбежать, только если это будет означать общий прорыв, но не в том случае, если это будет означать, что он оставит своих людей позади. В таком случае, он попытается сбежать позже. В последний раз он отдал честь де Кастру, затем пожал ему руку и вышел из комнаты, вместе с остальными офицерами, кроме Лангле. Придя в свою землянку, Бижар уничтожил все оставшиеся личные вещи и заметки, а затем аккуратно обмотал шелковую карту северо-западного региона для побега вокруг одной из своих лодыжек; это может позже пригодиться. Примерно в то же время, подполковник Сеген-Паззис, связался с полковником Лаландом по рации. Спокойным голосом, не давая никаких указаний относительно того, что происходит в Дьенбьенфу, он предоставил командиру «Изабель» выбор из альтернатив, с которыми только что столкнулись старшие офицеры на основной позиции Дьенбьенфу: прорыв, сражаться на позиции до последнего или прекратить огонь в определенный час. Лаланд сделал выбор в пользу прорыва.

Все это кажется более упорядоченным, чем было на самом деле, поскольку многие из этих событий происходили одновременно и Дьенбьенфу говорил с Ханоем не одним голосом, поскольку, как было сказано ранее, несколько радиопередатчиков в Дьенбьенфу были способны связаться со своими собеседниками «снаружи». Так, например, радиопередатчик с позывными 9-DMO 31-го саперного батальона проинформировал Северное саперное командование в 15.55,