С этим чувством я ничего не мог поделать. Есть немало греховных чувств в человеческой природе, и моя душа во всякий миг в руке Всевышнего, но смириться с возвышением Эдгара Армстронга я не в силах. Некогда я смирился с нищетой, в которой рос, будучи одним из младших сыновей мелкопоместного рыцаря, и с тем, что меня рано вырвали из семьи, отдав в монастырь. Там мне пришлось смириться с необходимостью послушания, смириться настолько, что весьма скоро я понял, что покорностью и раболепием можно добиться не меньше, чем талантом и стремлением к совершенству. И вскоре провидение стало посылать мне одну награду за другой. Последний из всех, я мало-помалу стал продвигаться вперед: из простых монахов в наставники послушников, затем я стал личным писцом настоятеля, субприором, приором и, наконец, аббатом.

И я был бы всем доволен, если бы судьба не поставила на моем пути Эдгара Армстронга. Этот несносный мальчишка оказался столь дерзостным, что посмел отхлестать меня кнутом! На моей спине до сих пор горят рубцы от этой порки.

Возможно, я и успокоился бы, если бы знал, что Эдгар сгинул в мирской суете, получив от судьбы все те удары, которые он вполне заслужил. Но этот сакс вернулся — и вернулся с триумфом. Я оказался вынужден считаться с ним, признавать его власть и силу даже после того, как он опорочил меня в глазах короля во время мятежа, который подняла моя подопечная Гита Вейк. Дважды он навлек на меня позор, и дважды мое имя стало поводом для насмешек.

Раны святого Эдмунда! Мог ли я не пытаться отомстить!

Он был много сильнее меня, и тем не менее за его горделивой статью и показным величием я разглядел уязвимое место: он хотел любви. Есть немало мужчин, которые вполне могут обойтись и без этого, но только не Эдгар Армстронг.

С этого момента я знал, что мне следует делать. Поначалу я приложил максимум усилий, чтобы предать огласке его связь с моей подопечной. То, что иному лорду безболезненно сошло бы с рук, превратилось в повод для пересудов и всеобщего осуждения. Я позаботился и о том, чтобы имя его избранницы было покрыто позором, тем самым вынудив ее отдалиться от него. Когда же я разрушил эту связь, то принялся за семейную жизнь графа. Как и Гуго Бигод, я постоянно настраивал против Эдгара леди Бэртраду. Когда же ему удалось пройти и через это, я примкнул к его врагам.

То, что должно было произойти в охотничьем домике графа, стало бы венцом моей мести. Увы, провидение распорядилось иначе.

Однако то, как развивались дальнейшие события, вызывало подозрение. Неужели Эдгар с его презрительным высокомерием проглотит то, что сделали с его возлюбленной? Что это? Очевидная слабость или коварный расчет? Так или иначе, но я знал, какую боль сейчас испытывает ненавистный сакс. Что ж, рубцы на душе порой ноют больнее, чем рубцы на теле.

Вскоре верный человек донес мне, что Эдгар взял Гиту в замок Гронвуд. Теперь она открыто жила со своим любовником и находилась под его покровительством. Недолгое время она хворала, но вскоре стала выздоравливать — и даже скорее, чем я предполагал. Сам граф наверняка уже дознался, что большинство наемников, которые полегли на острове, — саффолкширцы, и что бы ни говорил Гуго, подозрение падало на него.

Больше всего меня тревожило то, что мог успеть рассказать Эдгару Ральф до того, как Гуго наповал уложил его тяжелой стрелой.

Тем временем в Бэри-Сент-Эдмундс прибыл шериф Роб де Чени и потребовал встречи с графиней. Я попытался не допустить его, ссылаясь на то, что миледи нездорова, но он не отступал. И вид леди Бэртрады, лежащей в постели, изможденной и пылающей жаром, похоже, убедил его в правдивости моих слов.

Графиня до поры пребывала в полной подавленности. Много молилась, и даже требовала чтобы я, как духовник, наложил на нее епитимью за содеянное. Но я то знал, что вряд ли подобное состояние надолго. И однажды после полуденной молитвы я заметил с внутренней галереи дворца как Клара Данвиль отдает во дворе распоряжения слугам, снимающим с повозок какие-то тюки. Не успел я окликнуть фрейлину, как она уже юркнула под своды покоев, где расположилась моя духовная дочь.

Я немедленно поспешил туда же и в одном из переходов едва не столкнулся с Маго.

— Я же просил, чтобы миледи не поддерживала никаких сношений с Гронвудом! — я набросился на пожилую матрону так, что она попятилась.

Однако Маго тут же приняла самый невозмутимый вид.

— А чего же вы хотели, святой отец? На дворе весна, потеплело, а моя деточка ходит в подбитых мехом платьях. Ее гардероб в Гронвуде, и Клара содержит его в надлежащем порядке. Как же миледи было не вызвать еевместе с необходимыми вещами?

Чисто женская тупость. Представляю, как графиня воспримет известие о том, что ее соперница обосновалась в Гронвуде!

Теперь спешить было некуда — леди Бэртрада наверняка уже успела обо всем расспросить Клару. Поэтому, не дойдя до покоев своей духовной дочери, я затаился в нише, скрытой тяжелой занавесью.

Худшее, как я и ожидал, уже произошло. Оттуда, где я стоял, через щель в занавеси и распахнутую дверь покоя можно было видеть леди Бэртраду, сидящую в кресле с подлокотниками в виде грифонов. Лицо ее было искажено гримасой адской злобы, а руки так впились в завитушки резьбы кресла, что костяшки пальцев побелели словно мрамор. Клара стояла перед графиней, и хотя я не видел лица девушки, голос ее звучал ровно и спокойно.

— …Так и есть, мадам, — продолжала говорить Клара. — Она живет в Гронвуде на правах датской жены, и милорд всем дал понять, что отныне это место ее, а сам он намерен оберегать и защищать ее честь и достоинство. И когда недавно в Гронвуд съехались несколько важных сеньоров, леди Гита Вейк встречала их как хозяйка замка.

Это было чересчур даже для меня. Ведь немногим больше трех недель прошло с той ночи, а эта блудница уже оправилась и ведет себя как ни в чем не бывало. Правду говорят — нет способа чувствительнее ответить на оскорбление, чем выказать полнейшее пренебрежение к оскорбителю.

— И она… — задыхалась Бэртрада, — она спит в моей постели… носит мои одежды…

— Нет, что вы, упаси Господь! Граф вполне в состоянии предоставить своей избраннице все новое и наилучшее. И госпожа Гита выглядит как благородная дама, не прибегая к вашим туалетам. Я постоянно слежу за ними и могу поклясться, что ни один из них не был востребован…

Только из-за ярости, оглушившей и ослепившей ее, леди Бэртрада не замечала в голосе этой вертихвостки явной издевки. А Клара все не унималась:

— Кроме того, в Гронвуде живет дочь графа и леди Гиты малышка Милдрэд. Сущий ангел! Замковая челядь просто без ума от нее. А вчера, когда гость графа сэр Гай Орнейльский, рыцарь-крестоносец, рассказывал в большом зале истории из жизни в Палестине, эта малютка — кто бы мог подумать! — неожиданно заявила, что когда вырастет, непременно отправится в крестовый поход. Вот смеху-то было!

Лицо леди Бэртрады пошло пятнами.

— И ты, девка, прислуживаешь новой госпоже?

— Нет, я бы так не сказала. У меня другие обязанности. Мне выпала честь следить за личными покоями маленькой Милдрэд — разве вы не знаете, что граф велел заново отделать и обставить для дочери ваши бывшие апартаменты?