улица Батурина), где рос один из авторов книги. На этой улице бывшего Иваново-Вознесенска располагались особняки быстро разбогатевших текстильных фабрикантов, и она до сих пор представляет собой уникальный заповедник в основном псевдоисторической архитектуры – собрание строений от лжеантичности, через лжесредневековье до модерна. Каждое из них изумительно отражает фантазии и прихоти владельцев, иногда, к сожалению, примитивные. Теперь же нам не надо, чтобы наблюдать подобное, ездить на экскурсию в Иваново. Достаточно дачных поселков Подмосковья. А как гуляли «новые русские» конца XIX и начала XX в.? Читайте классиков! Опять ничего нового.

Заметим только, что от обитателей ивановских особняков остались и текстильные предприятия, проработавшие после изгнания их организаторов еще полвека, а некоторые из них стоят и до сих пор (к сожалению, «стоят» часто и в переносном смысле слова). А что останется от современных «новых русских»? Это еще вопрос. Можно указать на опыт американского пути развития капитализма в сельском хозяйстве, когда правительство США было вынуждено признать права собственности «скваттеров» на захваченные ими земли. Но ведь тогда по 70 га земли бесплатно получали и другие желающие. Условие одно: обрабатывай!

Особо надо сказать о психологии криминалитета, частично себя легализовавшего. Любые условия хозяйства предполагают, как мы видели, их определенную регламентацию – «правила игры». И если нет нормальной государственной регламентации, немедленно появится другая. По тому принципу, что «свято место пусто не бывает».

Когда происходит резкий перекос экономики в сферу обращения, криминализацию ее процессов надо признать естественным следствием. Профессиональная преступность изначально и психологически, и организационно ориентирована только на изъятие готового общественного продукта в любой его форме.

Вопрос о необходимости участия в производстве хотя бы своими капиталами, как условия поддержания ставшего привычным высокого материального уровня жизни, встает позже. Стимулом тут может выступать и социально-родовой аспект существования человека и его потомков. Но удается легализовать свои положительные намерения и получить их одобрение обществом далеко не всем и не всегда. Посмотрите еще раз фильм «Крестный отец». Только обязательно все три серии.

Но вернемся к проблемам нашего подлинного народа. Резкая потеря стабильности уровня жизни у большинства населения страны быстро изгладила в памяти процесс его объективного снижения в последние годы советской власти. Тут невольно вспоминаешь месяц мучений летом без горячей воды в каждой городской квартире. Поразительно, что радости и ликования после того, как ее «включат», хватает только на один день. К хорошему привыкаешь очень быстро. И наоборот.

В совокупности все это создает идеальные условия для контрреформенной пропаганды. При этом совершенно необязательна какая-либо конструктивная программа. Достаточно просто охаивать все происходящее, и чем злобней, тем эффективней. Многие сторонники реформ (неважно, каких) сами усердно подливают масла в огонь, выдавая любые перемены за будущие блага. Надо только подождать. Опять?!… Сколько?

17. Россия на пути реформ

17.1. Косыгинская реформа

Экономическая реформа 1965 г., теоретическая и практическая подготовка которой началась еще в первой половине 60-х гг., естественно, связана с именем А. Н. Косыгина – видного государственного деятеля, стоявшего у руля советской экономики, который в 1959–1960 гг. был представителем Госплана СССР, с 1960 г. – первым заместителем Председателя, а с 1964 г. – Председателем Совета Министров СССР.

История реформирования российской экономики подтверждает решающую роль стратегии экономического и политического развития страны не только для решения практических задач, но и для формирования идеологии, адекватного общественного менталитета и соответствующего восприятия различными слоями общества принимаемых решений. Сохранение неизменными фундаментальных основ административно-распределительной системы, централизованного управления явилось барьером на пути прогрессивных преобразований. Осуществление реформы в основном «сверху» предопределило решающее влияние на формирование ее направлений и их реализацию бюрократических структур, имевших весьма ограниченные мотивации по сравнению с действительными интересами социально-экономического развития страны. Отсюда ограниченность теоретических воззрений в существовавшей политической атмосфере, некомплексность самой реформы, проводимой в рамках социалистической системы хозяйствования, противоречивость принимаемых решений.

Обращаясь сегодня к историческому прошлому, не так просто, как кажется на первый взгляд, ответить на вопрос: с какой целью это делается в то время, когда вокруг современных радикальных реформ идет столь острая полемика, когда опыт зарубежных стран стал широко доступен, когда практически все общественные силы и слои населения мучительно ищут ответ на устремленный в будущее вопрос «Куда идем?». Приходится напомнить старую аксиому, гласящую, что опыт собственных ошибок является лучшим учителем. В самом деле, наша собственная история последних нескольких десятилетий заслуживает не меньшего внимания, чем поиски «корней» в глубине прошлых столетий.

Начавшаяся с середины 1950-х гг. «оттепель» привела к осознанию неэффективности старой жестко централизованной системы управления, сковывавшей личную инициативу, активность трудовых коллективов и местных хозяйственных органов. Общегосударственная неудовлетворенность сложившейся системой планирования и управления вызвала довольно стремительный переход уже в начале второй половины 1950-х гг. к перестройке управления экономикой по территориальному принципу.

Современные оценки сложившейся социально-экономической и политической системы 1950–1970 гг. и проблемные постановки о перспективной роли рынка можно с большой натяжкой идентифицировать с аналогичными постановками того же периода. Стыдливые фигуры умолчания получили отражение в теоретических дискуссиях товарников и антитоварников конца 1950-х – начала 1960-х гг. в формулах «использование товарно-денежных отношений» или «социалистический рынок». В этих формулах и проявилось нежелание товарников попасть в категорию сторонников «рыночного социализма». Такова была плата за очевидные политические ограничения внешне свободной теоретической политики. Фактически никто из участников дискуссий так и не пришел к выводу о невозможности полного развертывания и применения преимущественно экономических методов хозяйствования в рамках установившейся совокупности общественных отношений.

Для понимания уроков реформы и причин ее свертывания важно отметить, что вся совокупность программируемых преобразований в главном и основном не выходила за рамки сложившейся системы хозяйствования и управления. Так, на макроуровне сохранялось централизованное планирование и директивное распределение ресурсов, а расширение сферы использования товарно-денежных отношений и экономических рычагов – на уровне предприятия, в том числе акцент на прибыли как на критерии эффективности, в конечном счете не выходило за пределы прежней структуры хозяйственного расчета.

Конечно, с современных позиций проще давать оценки минувшим дискуссиям. Хотя в 1960-е гг. не шла речь о глобальном переходе к рынку, но даже весьма сдержанные предложения о расширении сферы товарно-денежных отношений, торговли средствами производства трактовались оппонентами как отход от социализма. Парадокс состоял также в том, что стремление сократить число директивных показателей, доводимых до соответствующих структурных звеньев, давало дополнительный простор деятельности предприятий и дополнительно стимулировало активность трудовых коллективов, однако достаточно прочно удерживало их в общей упряжке централизованного управления. Если в ходе дискуссии начала 1960-х гг. многие практические предложения вносились с учетом существовавшей системы управления через совнархозы, то реализация основных замыслов реформы происходила уже в условиях возврата к отраслевой