В атмосфере огромного особняка, который когда-то принадлежал звезде немого кино, ощущалось своего рода предвкушение. Наполненные пылью лучи полуденного солнца струились сквозь ромбовидные стекла окон и окутывали молчаливых обитателей потусторонним светом. Беверли Хайленд стояла, подобно привидению, в центре круга друзей, высокая и стройная. Ее платиновые волосы были аккуратно собраны в высокую прическу, брюки сливочного цвета и белая шелковая блузка подчеркивали ее бледность. Она постояла еще несколько минут со своими друзьями. Все, что должно было быть сделано, было сделано; все было готово и выполнено.

Ей оставалось только пойти в отель «Сенчури Плаза», где ее ожидал Дэнни Маккей.

— Пора, — сказала она наконец, и ее друзья оживились.

Они проводили ее к белому «роллс-ройсу» и один за другим обняли ее.

Беверли остановилась, чтобы посмотреть на них: Кармен, которая когда-то была Кармелитой, Энн, которая была одинокой и несчастной, Мэгги, которая была молодой вдовой с двумя младенцами, когда Беверли нашла ее, и Джонас, чернокожий экс-полицейский, который нашел ее мать и почти нашел ее сестру и теперь смотрел на нее влажными глазами. Затем она села в машину, и Боб Маннинг закрыл за ней дверцу. Беверли ничего не делала и ничего не говорила, пока автомобиль прокладывал свой путь по дороге вдоль каньона Беверли к Хиллз-авеню. Но потом ей пришлось кое-что сделать — последнее, после чего она отправится прямо в отель.

Подняв трубку автомобильного телефона, она набрала номер, который знала наизусть, и попросила детектива О’Мэлли.

День для лейтенанта начался ужасно, и теперь, к концу второй половины дня, все только ухудшилось. Почему это дело Дэнни Маккея должно было случиться в его округе? О’Мэлли посмотрел на толстое досье на своем столе и покачал головой. Какая неразбериха! Эта женщина с техасской фермы со своей фотографией, несомненно, что-то затеяла. С тех пор как была напечатана фотография в газетах, казалось О’Мэлли, стали появляться различные личности. Выглядело это так, будто половина населения штата Техас знала Дэнни Маккея в его юные годы и была в курсе его грязных дел. Они говорили с любым, кто готов был слушать. За прошедшие два дня газеты по всей стране растиражировали истории о неистовых, вопиющих и бурных днях Дэнни и Боннера, еще когда они были молодыми проповедниками.

Бульварные газеты супермаркетов даже печатали фотографии старых сараев и полей, где якобы устраивались оргии и проводились сатанинские ритуалы. О’Мэлли был уверен в том, что восемьдесят или девяносто процентов этих людей никогда даже не видели Маккея, еще меньше были обмануты, совращены или брошены им. И тридцать странных женщин, заявившие, что у них были незаконные дети Дэнни, только подчеркивали смехотворность всего дела.

Но эти восемь девушек Дэнни в красных ковбойских нарядах, которые пришли и сообщили прессе, что они были проститутками, признались, что участвовали в оргии с Маккеем ночью перед первичными выборами. Ну, это было немного больше похоже на истину.

Давление на лейтенанта усиливалось, он должен был принять меры.

Из-за всей грязи, которая внезапно всплыла о Маккее, общественное мнение быстро изменилось. Люди начинали думать, мало того, что Дэнни знал о борделе на Беверли Хиллз — он и управлял им лично, и часто пользовался сам его услугами. Итак, в глазах убежденной в своей правоте публики, которая была обманута и рассержена от того, что оказалась столь легковерной и искала способа отомстить, Дэнни Маккей был виновен в преступлении и должен был быть арестован.

Лейтенантом О’Мэлли.

Его телефон звонил не переставая, помимо этого ему еще нужно было прочитать кучу телефонных сообщений, которые поступили во время его отсутствия. Еще больше было сообщений свидетелей сенсационного прошлого Дэнни Маккея, возмущенных жалоб от приличных граждан, желавших, чтобы что-то было сделано. О’Мэлли пошел в относительно тихое помещение мужской уборной и тщательно вычистил ногти.

Как же они могли арестовать Маккея? У них не было никакого реального доказательства какого-либо преступления в этом городе. Несомненно, всего, что было теперь о нем известно, оказалось бы достаточно, чтобы задержать кого-либо другого, по крайней мере для допроса, но не Дэнни Маккея. «Мой Бог, — думал О’Мэлли в то время, как намыливал, мыл и ополаскивал свои чистые руки, — это был преподобный Дэнни Маккей, о котором все говорили, один из самых богатых людей в Америке, лидер движения за нравственность, человек с мощными связями — человек, одной ногой стоящий в Белом доме!»

О’Мэлли вытер руки, бросил бумажное полотенце в мусорное ведро и остановился, чтобы посмотреть на себя в зеркале.

Человек, который наденет наручники на Дэнни Маккея, будь он проклят.

Когда О’Мэлли шел назад, ему сказали, что Беверли Хайленд спрашивает его по телефону.

Он застонал. Беверли Хайленд была одной из самых преданных сторонников Дэнни Маккея. Разве не она сделала вчера заявление в печати о том, что продолжает верить в этого человека? Она была одной из тех, кто заставлял биться сердце этого города. Одно слово этой женщины, — был уверен О’Мэлли, — и его значок окажется у нее.

Его рука зависла над телефоном. О чем же, черт побери, она хотела поговорить с ним?

Очевидно, это будет приказ о прекращении дела Маккея.

С подступившим чувством, что это не его день, детектив О’Мэлли взял себя в руки и поднес к уху телефонную трубку.

Все в многокомнатном номере Дэнни Маккея в отеле «Сенчури Плаза» выглядело унылым. Какой-то безумный хаос обрушился на большой штат Дэнни: люди кричали в телефоны, получали и отправляли сообщения по телексу, говорили с журналистами и пытались предотвратить окончательную гибель, которая, казалось, нависла над ними. Завтра открывается республиканский съезд. Политические сторонники отказывались от Дэнни с тревожной скоростью, а его финансовая империя начинала рушиться. Инвесторы перестали участвовать в его предприятиях, акции его различных холдингов на нью-йоркской фондовой бирже резко падали в цене, христиане по всей стране требовали, чтобы вернули их пожертвования. И Дэнни посреди этого кошмарного водоворота понятия не имел, почему все это происходит с ним.

Та женщина с техасской фермы, например. Он похолодел, увидев ту фотографию в газете. Да, он помнил женщину и день, когда она сфотографировала их с Боннером в этой старой оловянной бочке на заднем дворе. Проклятье, но ведь она участвовала в этом вместе с ними! Дэнни помнил те несколько хороших дней, когда они ели ее жгучий техасский чили и кувыркались в ее кровати, все трое. Но к чему весь этот бред о гомосексуализме? С какой стати она вдруг появилась и сообщила такую возмутительную ложь?

— Кто-то, должно быть, подговорил ее на это, — сказал изумленный Боннер.

Но кто?

А затем внезапно, подобно лавине или гигантской океанской волне, объявились все другие с их невероятными историями, которые клялись, что знали Дэнни и что он сделал им то и это. Пара фактов действительно были истинными — он допускал, что оставил несколько ублюдков на юге. Но остальное, сатанинские ритуалы, оргии — откуда взялось?