Они добрались до своей улицы.

– С утра пойду в американское посольство, – сказала Мод, когда они подошли к дому. – Буду ждать в вестибюле хоть весь день, если потребуется. Буду их умолять сделать хоть что-нибудь. Если они действительно захотят, то смогут послать полуофициальный запрос о родственнике министра английского правительства… О! А почему у нас дверь открыта?

Карла первым делом подумала, что им снова нанесли визит гестапо. Но на обочине не было черного автомобиля. А в замке торчал ключ.

Мод шагнула в прихожую и вскрикнула.

Карла вбежала следом за ней.

На залитом кровью полу лежал человек.

Карла смогла удержаться от крика.

– Кто это? – спросила она.

Мод опустилась рядом с ним на колени.

– Вальтер… – сказала она. – Вальтер, что они с тобой сделали?

Тогда Карла увидела, что это ее отец. Его так страшно избили, что его едва можно было узнать. Один глаз распух, рот – сплошной громадный синяк, все волосы – в засохшей крови. Одна рука неестественно вывернута. На груди пиджака – пятна от рвоты.

– Вальтер, скажи хоть что-нибудь, – просила Мод, – скажи что-нибудь!

Он приоткрыл разбитый рот и застонал.

Карла подавила рвущиеся из груди истерические рыдания – профессионализм взял верх. Она взяла подушку с дивана и положила ему под голову. Принесла воды с кухни и налила чуть-чуть ему на губы. Он глотнул и снова открыл рот, ожидая еще. Когда ему было, по-видимому, достаточно, она пошла в его кабинет, достала бутылку шнапса и дала ему несколько капель. Он проглотил и закашлялся.

– Я съезжу за доктором Ротманом, – сказала Карла. – Омой его лицо и дай ему еще воды. Только не пытайся его двигать.

– Да, да… Скорее! – сказала Мод.

Карла выкатила из дома свой велосипед и помчалась. Доктору Ротману уже нельзя было заниматься врачебной практикой – евреи не имели права быть врачами, но тайком он продолжал лечить бедняков.

Карла гнала как сумасшедшая. Как отец попал домой? Наверное, его привезли в машине и оставили на обочине, а там он уже сам смог добраться до прихожей и потом упал в обморок…

Она доехала до дома Ротманов. Как и ее собственный, их дом был в плохом состоянии. Большинство окон было разбито евреененавистниками. Дверь открыла фрау Ротман.

– Отца избили, – выдохнула Карла. – Гестапо.

– Сейчас мой муж придет, – сказала фрау Ротман. Она обернулась и громко позвала: – Исаак!

Спустился доктор.

– Господин фон Ульрих, – сказала фрау Ротман.

Доктор взял стоявшую у двери хозяйственную сумку. Поскольку ему запретили заниматься лечением, он не мог носить ничего напоминающего медицинский саквояж, поняла Карла.

Они вышли из дома.

– Я поеду вперед, – сказала Карла.

Подъезжая к дому, она увидела, что мама сидит на ступеньках и плачет.

– Доктор идет! – крикнула Карла.

– Поздно, – сказала Мод. – Твой папа умер.

VIII

Володя стоял возле универмага «Вертхайм», на краю Александерплац, в половине третьего. Он несколько раз обошел все вокруг, высматривая среди людей тех, кто мог быть переодетым в гражданскую одежду полицейским. Он был уверен, что «хвоста» за ним не было, но нельзя было исключить возможность, что его узнает проходящий мимо агент гестапо и задумается, что ему здесь нужно. Людное место, где проходят толпы, – хорошее место, но не идеальное.

Правдива ли информация о нападении? Если да, то Володе недолго оставаться в Берлине. Придется попрощаться с Гердой и Сабиной. Скорее всего, он вернется в штаб разведки РККА в Москве. Ему страшно хотелось провести хоть немного времени с семьей. У сестры Ани родились близнецы, а он их ни разу не видел. Да и отдохнуть бы не помешало. Работа под прикрытием означала постоянный стресс: избавляться от слежки, встречаться тайком, вербовать агентов и опасаться предательства… Сейчас он бы охотно поработал годик-другой в штабе – в том случае, конечно, если Советский Союз столько протянет. Или же его могли послать в другую зарубежную командировку. Ему хотелось в Вашингтон. Всю жизнь он мечтал увидеть Америку.

Он вынул из кармана комок смятой оберточной бумаги и бросил в урну. Без одной минуты три он зажег сигарету, хоть и не курил. Он аккуратно бросил в урну зажженную спичку так, чтобы она попала в середину комка оберточной бумаги. И пошел прочь.

Через несколько секунд кто-то крикнул: «Пожар!»

Как раз тогда, когда все вокруг смотрели на горящую урну, ко входу в магазин подъехало такси – обыкновенный черный «мерседес 260-D». Из него выскочил красивый молодой человек в форме лейтенанта ВВС. Пока лейтенант расплачивался с водителем, Володя сел в машину и хлопнул дверцей.

На полу такси – где водитель не мог его заметить – лежал журнал «Нойес фольк», нацистский журнал расовой пропаганды. Володя поднял его, но читать не стал.

– Какой-то идиот поджег урну с мусором, – сказал таксист.

– Отель «Адлон», – сказал Володя, и машина тронулась.

Володя быстро пролистнул страницы журнала и убедился, что внутри спрятан коричневый конверт.

Ему страшно хотелось его открыть, но он сдержался.

Возле отеля он вышел из такси, но внутрь не пошел. Вместо этого он прошел через Бранденбургские ворота и направился в парк. На деревьях появлялась новая ярко-зеленая листва. Был теплый весенний день, и в парке было полно гуляющих.

Журнал словно жег Володе руку. Он нашел неприметную скамеечку и сел.

Потом он раскрыл журнал и под его прикрытием открыл коричневый конверт.

Он вынул листок бумаги. Это был второй экземпляр отпечатанного под копирку документа. Копия была бледновата, но читаема. Заголовок гласил: «Директива № 21. План «Барбаросса».

Фридрих Барбаросса был немецкий император, который в 1189 году возглавлял третий поход крестоносцев.

Текст начинался так:

«Германские вооруженные силы должны быть готовы, еще до завершения войны против Англии, разбить Россию стремительной операцией».

Володя заметил, что хватает воздух ртом. Это была бомба. Токийский посол был прав, а Сталин ошибался. И Советский Союз был в смертельной опасности.

С сильно бьющимся сердцем Володя посмотрел в конец документа. Подпись – «Адольф Гитлер».

Он просмотрел страницы в поисках даты – и нашел ее. Вторжение планировалось на 15 мая 1941 года.

Рядом была карандашная приписка, сделанная почерком Вернера Франка: «Сейчас дата изменена на 22 июня».

– О господи, ему это удалось, – сказал Володя вслух. – Он подтвердил информацию о нападении.

Это все меняло.

Он встал со скамейки и пошел назад к советскому посольству – передать им эту новость.