— Черных? А бывают черные русские? Как коктейль Блэк рашн?

— Как сама тьма. Их магический передок — основа легендарного эпоса многих населяющих Ташкент этносов.

— Надеюсь она не чёрная вдова?

— Она ещё ребёнок совсем, ей лет девятнадцать от силы, а то и меньше.

Я подумал, о маленькой Наташе с неожиданным вожделением и помчался звонить Анне. Надо успеть до того как это сделают неблагонадёжные сестрицы-стриптизёрки.

* * *

Во время вынужденной посадки, лавируя между выбоинами израненной полосы, неповоротливый С-130 сломал стойку шасси. Только ловкость пилотов и опыт лоудмастера, правильно распределившего груз, сохранили нам центровку и спасли от тотального конфуза уже на земле.

Земле я давно так не радовался. Хотелось картинно побежать по перрону до самой его кромки и картинно рисуясь, как в фильме «Экипаж» — упасть на землю и целовать её. И я даже бросился туда, но остановил окрик шкипера:

— Эй-эй-эй? Очумел на радостях? Куда?! Там ещё советские мины может быть не убраны. Их тут лет пятьдесят находить будут. Писать хочешь? Давай, ссы прямо на колеса самолета. Там проверено. Есть шанс сохранить причиндал для разведения внуков.

Геркулес, предчувствуя жёсткую посадку, распылил все запасы керосина ещё над подходе к аэропорту Мазара. Теперь его оставалось несколько капель и лоудмастер берег энергию для перегрузки тюков на борт спасателя, который должен был прилететь из К2 завтра. О том чтобы запустить ВСУ и переночевать в обогреваемом салоне, он даже и слышать не хотел. Сказать по правде я готов был спать даже в холодном необогреваемом салоне, только бы не за пределами родного самолёта, в кромешной афганской тьме. Страшно.

Ван Эппс был настроен более решительно. Он заставил меня прихватить спальник и мы двинули наружу. Шкипер сказал, что если верить полученной им на интернете информации — спать на земле было опасно из-за скорпионов и каракуртов. Поэтому мы забрались на крышу того, что когда-то было международным аэропортом города Мазар-и-Шариф.

Крыша была плоской и усыпанной мелким гравием с вкраплением миномётных осколков. Сложив ноги по-турецки Дон, как ни в чем не бывало застрекотал на мак буке. Кстати, он был прав — на крыше аэропорта аналоговый мобильник слегка ловил сигнал и я позвонил Анне. Мы говорили недолго, почему-то батарейка очень быстро сдохла.

Анна пожелала мне удачи и телефон превратился в мёртвый кусок пластика. Я вытянул из рюкзака радиоприёмник и легко настроился на термезкую волну. В конце концов огни последнего города у границы великой джамахирии было видно и отсюда. Нет ничего более странного чем слушать Аллу Пугачёву на крыше разбомбленного афганского аэропорта:

Речной трамвайчик тихо встал у сонного причала,

И не нужны слова, слова, не начинай сначала.

Трамвайчик мог любовь спасти, а вот приплыл трамвайчик,

И чушь любовную нести не надо, мальчик.

После этих слов мне стало очень грустно и я снова взревновал Анну ко всему окружающему миру. Мне хотелось, чтобы она стала частью меня или хотя бы моей бесспорной собственностью. Батарейка у приёмника тоже села. Настоящее заклятье кладбища благородных.

Я пожаловался Эппсу, а он вздохнул и выдал откровенно буддистскую фразу:

— Весь мир остановится, когда сдохнет батарейка моего ноутбука.

Момент пробуждения на крыше расстрелянного здания, без туалета и горячей воды исполнен скорби. Похоже на первый подъём в тюремной камере полной «бандитов».

Таращась друг на друга адреналиновыми шарами, мы с Донованом позавтракали натовским сухпайком прямо на крыше и выдвинулись в город. Хотя если быть до конца честным — я бы с удовольствием остался в разрушенном силами добра аэропорту. В аэропорту можно было спрятаться хотя бы за спины американских солдат. Кстати, об «американских» солдатах среди гарнизона аэропорта большинство солдат коалиции были иорданцы. Мусульмане ведь, что же они своих братьев гоняют?

— Иорданцы-то? Восьмое чудо природы. Арабы без нефти. За деньги поймают и распнут хоть самого бен Ладена. Поэтому их и ставят на такие «важные» объекты, как раскатанный в гравий мёртвый аэропорт.

— Говорю надо бы дождаться борт-спасатель в аэропорту. Всего-то несколько часов.

Эппс отрицательно покачал головой

С тех пор как у него умерла батарейка ноутбука, шкипер жаждал впечатлений. Экстремальный туризм. Совсем не мой способ отдыха.

Иорданцы тоже не внушали мне доверия. Их вид навевал не баптизм Иоанна Крестителя, а солдат Ирода затянутых в камуфляж «Буря вопиющего в пустыне».

Если при выезде за ташкентскую кольцевую автодорогу вы сразу оказываетесь в другой стране, то Афганистан это просто другая планета. Толпы бородатых мужчин одетых в длинные рубахи до пят, рысачат на велосипедах, украшенных разноцветными кисточками. Мужчины все как один походят на СВУ — самодельное передвижное взрывное устройство.

Разноцветные кисточки болтаются везде. Они свисают бахромой под лобовыми стёклами такси, гирляндами облепляют уцелевшие окна автобусов и даже борта грузовиков. Полчища трёхколесных мотоциклов, на которые сверху набросили расписанные коробки-кареты. Мото-рикши. И кисточка сбоку.

Понятие «общественный транспорт» тут доведено до абсурда. Вы все еще жалуетесь на давку в метро в час пик? Гляньте на десять-двенадцать башибузуков набившихся в салон несчастного Москвича-412. Представляю какой там бодрый запах. Наверное поэтому женщины всюду ходят пешком. Москвичей в Афгане столько, что в пору выпустить красочный фотоальбом «Мазар и москвичи». Меня охватил торжественный патриотизм от мысли, что хоть в Афганистане отечественный автопром столь популярен. Однако шкипер быстро опустил меня на землю. Афганцы вышвыривают на помойку быстро дохнущий русский двигатель, и устанавливают в москвичах ходкий южно-корейский дизель. После этого крепыш-москвич дизелит по бездорожью десятилетиями. Толщину металла его кузова хватит на три тойоты. Прискакивающий бег автомосковита может остановить только его соотечественница — советская противотанковая мина.

На лобовых стеклах мазаровых москвичей — черно-белый портрет Ахмад Шаха Масуда. Глаза у Ахмад Шаха добрые и лучистые, как у Боба Марли после концерта.

Грузовые машины, и скрипучие велики двигаются по дороге совершенно беспорядочно — никаких светофоров, дорожных правил и знаков вольнолюбивые растаманы не признают. Все прут разваливась и сливаясь в неравномерные сигналящие потоки. Шум стоит невообразимый. Много мух. Везде кисточки, бахрома и хохламская роспись. Обкуритесь

бамбуком и посмотрите индийский фильм где показывают трущобы бедноты. Именно так большинство афганских городов и выглядит.

* * *

В вертеп Веры Петровны я въехал, гарцуя, на белом коне. Этого требовал вековой обряд посвящения в лицензированные сутенёры. Я привёл в вертеп своего первого настоящего клиента.