Маленькая Наташа пришлась Джейку по-вкусу. Молоденькая русская девочка-негр.

Практичная Раношка сразу прильнула ко мне пряным горячим телом:

— Меньга одын такой йигит другой рас приведи, Шурикьджян эй!

Анна прибыла в вертеп за пятнадцать минут до нас и уже переоделась в тонкий халатик. Способность одеваться на грани «рискованно, но со вкусом» и «откровенное блядство» — это дар.

Операция Троянец вступила в решающую стадию. Мы вынудили Джейка расщедриться и выложить две сотни за Анну, которую он купил для меня. Интернет-гигант посмотрел на мою принцессу, как на породистую скаковую лошадь. Я сразу заявил ему, что давно мечтаю об Анне коплю деньги и просто брошу его в Ташкенте одного если он станет к ней приставать. Если бы не это решительное заявление он, конечно же выбрал бы мою жену.

Упав перед Анной на колени, я поклонился протягивая ей всеобщий эквивалент. Стоящая тут же Вера Петровна до конца оценила мою филигранную работу на новом поприще. Она цокнула языком и произнесла:

— Ушлый сукин кот!

Это было официальное благословение и зачисление в скользкий орден иезуитствующих сутенёров широкого профиля. Моя Анна вложила зелень в декольте японского халатика и быстро шепнула мне:

— Свалили отсюда, ну!

* * *

Мазар-и-Шариф это город голубого цвета. Тут доминируют синий и голубой в которые выкрашены почти все дома города. Это продуманный стайл. Весь город должен выглядеть как его главная достопримечательность — Голубая мечеть. Когда в окрестностях Багдада

враги убили праведного Хазрата Али, который по совместительству был и зятем и двоюродным братом самого пророка Мухамеда, тело братана положили на спину верблюда, чтобы вывезти подальше от глумления фашистов. Путешествие длилось несколько недель. И хотя верблюды гораздо более выносливее, чем, скажем, москвич завода ленинского комсомола, наш корабль пустыни все же упал и издох от истощения. В месте падения верблюда праведник и был похоронен. На его могиле сначала возник мавзолей, а потом и город — Мазари Шариф — Могила Святого. Хотя мне больше нравится — Кладбище Благородных. Ведь если разобраться — все мы святые, благородные и одновременно немного падшие.

* * *

Женщины в Афганистане это женщины вдвойне. Хотя они и затянуты в бурки с головы до пят и наблюдают за миром из-за сеточки для глаз. Бурка это наряд из головного убора вроде мягкой тюбетейки, который плавно переходит в сеточку на лице, а далее в подобие гофрированного мушкетёрского плаща, который покрывает всё тело. Бурки выполнены из разноцветных шелков, делая стайки афганских фрау похожими на экзотических аквариумных рыбок. Все что дозволено лицезреть правоверному мусульманину это ладони и пяточки красавиц. Дамочки отдают себе в этом отчёт. У большинства поразительно качественный маникюр и педикюр — блеск лака, подкрашенная хной кожа, полный спектр ювелирных излишеств. Дай женщине выпятить хоть сантиметрик кожи и она превратит его в Эрмитаж. Ветер-озорник задирает юбку Мерилин Монро. Боже! Вот это подарок. Легко представить стресс переживаемый среднестатистическим жителем Мазара, когда у Мерлин-биби ханум, вдруг выше положенного приподнимается рукавчик или встречный ветер-бродяга облепляет на секунду все её тело тонкой буркой! О бугры Венеры.

— Ты представляешь себе местный публичный дом — дамы в бурках на голое тело танцуют твист!

Донован ван Эппс это человек с юмором. Я с грустью, будто родину, вспомнил милейший вертеп Верочки Петровны. Ташкентский дом терпимости. Если останусь жив торжественно обещаю- куплю моим тёлочкам по бурочке. Я ведь как племенной бык их маленького стада. Все они мои. Любят и ждут меня из Афгана с победой. Вы только представьте — Ася и Яся выходят к шесту в бурке, а под буркой совсем ничего, только их стройное крепкое тело и дышащая адским огнем звездюшка. Они танцуют, а бурка вьётся, вьётся, раскрывая завесы таинств.

— А тут, что, Дон, тут и правда есть публичный дом?

— Будет! Я знаю — будет. А мы то тут зачем? Мы с тобой тут заложим первый кирпич, Алэкс-бой. Калчурал инфлюэнс. Пусть пьют пиво, курят мальборо, носят джинсы и снимают наивный домашний порн на цифровые камеры от Кэнон. Порн, кстати, это важнейшее из всех искусств. Великое достижение западной цивилизации. Чтобы быть счастливым не надо заводить по десять детей. Это раньше у бога был слоган: «плодитесь и размножайтесь, наполняйте землю». Сейчас у него истерика: «Reduce, Reuse, Recycle» — землю то он создал не резиновую. Так что сначала — мы откроем кинотеатр. Пусть меньше сношаются, а больше кино смотрят. Правильное. Древние крестоносцы пёрли сюда открывать храмы и крестить. А мы им просто будем кино показывать. Сами креститься начнут. В нужную сторону.

* * *

Олимпия это не в Греции, а на Каракамыше. С девочками и хором цыган мы поехали к моему отцу. Новую обитель отца на вершине Олимпии я еще не видел.

По леву руку сидела моя красавица Анна, а по праву сержант-майор армии США Джейк Алонсо со здоровущим стволом под мышкой. Когда исчезает страх перед ментами и беспределом, на который способна великая джамахирия, замечаешь сколько красоты вокруг.

И тут у меня возник идеальный план. Все ведь очень просто — нужно срочно отвалить отсюда в Штаты. На время. Получить там документ римского гражданина и сразу же вернуться домой. Сюда, в Ташкент, потому что когда отключён страх — лучше города мне не сыскать нигде на неризиновой планете. Чтобы менты не мордой клали в пол, а раскланивались при встрече и просили фирменную жувачку. Эх. Не сбудутся мечты идиота. С двумя-то судимостями меня к Америке и на пушечный выстрел не подпустят. Остаётся моментом в море — радоваться текущему моменту и не умничать.

* * *

Если верить Ходже Насреддину, то люди сначала роют глубокий колодец, а потом быстро выворачивают его наизнанку — вот вам и минарет. Точно такой же на главной площади Мазари Шарифа.

— Отсюда регулярно сбрасывают неверных жен. Иногда тут внизу несчастных побивают камнями. Зрелище круче мадридской корриды.

Эппс так и расцвёл наблюдая мою реакцию.

— Во садистам-то радость!

Там где должны побивать камнями женщин, паслись жирнючие голуби.

— Ты обрати внимание на голубей — символ города. Упитанней голубей тут никого не увидишь. Глянь! Ты хоть одного тучного афганца видел? То-та же. Зато все улыбаются. Подтверждение моей теории — от избытка пищи и комфорта, шмотья и материальной обеспеченности в целом, западный человек впадает в депрессию. А этим реально выживать приходиться. Тут уж не до глобальной тоски и Достоевского. Кстати, у них тут и с натуральными андипрессантами все окей. Без рецепта. Забери мой ноутбук и оставь без электричества, я в такой жуткий депресняк впаду. А этим не привыкать. Большинство про интернет и не слыхивало. И при этом — счастливы.

Я с жалостью глянул на афганцев. Бедолаги! Как же можно жить без компов, мобильников, и Константина Эрнста. Я глянул на подпирающего дувал старика-дервиша. Он чем-то смахивал старца архимандрита Зосиму. Зосима сидел на корточках и слегка улыбался, как приблатнёная Мона Лиза. Взгляд дервиша был направлен внутрь. «Медитирует» — с восторгом догадался я. Но, приглядевшись к ахмадшаховым глазам старца, я вдруг с какой радостью констатировал — обкурился! Обкурился ведь старый хипстер! Вот она — тайна афганского бытия. Защитное поле.