могут пожирать некоторых змей. Змеи боятся запаха шерсти.

Слушать Файзулу пришли все свободные о несения службы.

— А разве овцы не боятся укуса змей? — задал вопрос гранатомётчик Мошкин.

— На них тоже не действует яд. Или из-за толстого слоя шерсти, или мощного иммунитета, которым снабдила их природа, не знаю. У нас на пастбище сначала пригоняют стадо овец, змеи сразу ретируются, — ответил Файзуло.

— Вот это да! Наш Файзуло много чего знает, а так вроде бы тихий, неприметный, — почёсывая чёрные, как смоль, волосы, на которых кое-где были видны пряди седины, произнёс вполголоса, повернувшись к Безгодкову, ефрейтор Черных.

— А вы что думали? — вслух снисходительно поддержал своего боевого товарища сержант Безгодков. — Мы с Файзулой больше года в одном экипаже, прошли с ним огонь, воду и медные трубы. Он много чего знает, вырос в горах! Отличный механик-водитель, машина всегда на ходу, за год без единой поломки! Не просто так ротный взял его на свою командирскую машину.

— Совсем захвалили меня, — смущаясь, ответил Файзуло.

— Хватит болтать! — раздался громкий голос сержанта Нигаметьянова. — Пора на обед. Скоро старшина подъедет. Оставьте силы на разгрузку машины.

Глава девятая

На выносном посту

Командир роты осуществляет проверку боевых позиций выносного поста. Приятный сюрприз. Приезд старшины с долгожданными письмами и продуктами на главный пост роты. Новости из полка.

Полуденное солнце палило, спрятаться от него не было возможности. На хрустально-голубом небе не было ни облачка. Вокруг было очень тихо, только изредка эхо приносило далёкие выстрелы.

По всем расчётам старшина роты должен был подъехать часа через два-три. Времени было ещё достаточно, поэтому командир роты старший лейтенант Годына решил проверить, как выполнено его распоряжение по переоборудованию основных и запасных позиций боевого охранения на выносном посту командного пункта роты. В сопровождении гранатомётчика Мошкина он поднялся по скалистым косогорам вверх на выносной пост. Идти было минут пятнадцать.

У ниши, выдолбленной в скале и закрытой пологом, где поочерёдно отдыхали солдаты, его встретил старший выносного поста сержант Филимонов. Приняв его доклад, старший лейтенант Годына строго спросил:

— Показывай, товарищ сержант, свои огневые позиции, как после моих замечаний ты своё войско расставил.

— Значит так, — подводя к огневым позициям, стал докладывать Филимонов. — Вот сюда, как Вы и приказали, я переставил расчёт миномёта. В окопах, вернее, в укрытиях из камней, расположил стрелков, чтобы с флангов наблюдать. В амбразурах — пулемётчик и снайпер. Они ведут наблюдение за дорогой и караванной тропой.

— Хорошо! Давай посмотрим! — ответил ротный.

Войдя в оборудованную из камней амбразуру, где был пулемётчик, Годына просунул голову в одну из трёх бойниц и посмотрел вниз. Обзор местности и сектор для ведения огня были достаточно широкими. Над каждой бойницей располагалась карточка огня с привязкой ко всем ориентирам с указанием дальности до целей.

Ему понравилось, что все его распоряжения выполнены. Посмотрев на часы, он заторопился обратно, вниз.

Сержант Филимонов, наблюдая за ротным, спросил:

— Может, у нас пообедаете? Картошечки отведаете? Как раз жарим её.

— Не понял. Сухую картошку? Клейстер жарите?

— Нет, настоящую картошку!

— Откуда же у тебя картошка? Это же деликатес в Афганистане!

— Мы в пять утра, когда за водой спускались, дуканщика из Су-руби, который ездит по постам и товары разные возит, встретили. Вот у него и взяли.

— Как это взяли? — с недоумением, грозно посмотрел на сержанта ротный.

— Сержант опять замялся. — Да-а… э… на металлолом… обменяли. Вон сколько сгоревших машин к посту внизу притащили, вот мы их и меняем.

Командир роты посмотрел на сержанта, хотел было сделать внушение, но передумал. Криминала никакого нет: бойцы просто проявили инициативу.

— Давай, попробую твою картошку, — присев на каменную плиту у огневой позиции АГС-17, ответил командир роты.

— Птенчик! — крикнул сержант готовившему обед молодому бойцу. — Неси картошку!

Через несколько минут осторожно, чтобы не споткнуться о камни, рядовой Птенцов, которому бойцы сразу дали прозвище «Птенчик», принёс на старенькой, видавшей виды сковородке аппетитную, поджаренную, с румяной корочкой картошку и тушёнку.

— Вот, пожалуйста, возьмите ложку, — протянув ротному ложку, сказал сержант Филимонов.

Взяв ложку, командир роты с удовольствием отведал картошки, которая казалась каким-то родным блюдом, хотя даже по вкусу отличалась от той, которая росла на Родине.

— А что, обязанности повара у тебя тоже молодой солдат исполняет? Смотрите, будьте внимательны к нему, он тоже должен отдыхать в свободное время.

— Всё нормально, товарищ старший лейтенант. Приучаем его к боевым условиям. Рядовой Птенцов станет хорошим бойцом. От физических нагрузок и экстремальных условий по-настоящему крепчают, да и характер закаляется.

— Это верно, но смотрите, не обижайте его, товарищ сержант. Иначе семь шкур с тебя сдеру! — строго ответил командир роты, поднимаясь с каменной плиты. Окликнув Мошкина, который доедал свою порцию картошки, старший лейтенант Годына, обращаясь к старшему выносному посту, отметил:

— Спасибо за такой приятный сюрприз. Как будто дома побывал!

Пожав Филимонову и молодому бойцу руки, он вместе с Мошкином вернулся на командный пункт роты.

Жара постепенно спадала, но было ещё очень душно. Время приближалось к семнадцати часам. Безгодков вместе с миномётчиком рубили дрова. Несмотря на то, что тутовник вдоль и поперёк был прошит из ПКТ[7]и по нему проехали неоднократно гусеницами танка, рубить было очень нелегко. В это время из-за поворота на трассе появилась накрытая брезентом грузовая машина со старшим прапорщиком Сорокапудом, а за ней — БМП-2.

— Ура! Приехали! — прямо под ухом Юры Безгодкова крикнул Митёк.

Вздрогнув от неожиданности и чуть не уронив топор, Рыжий стал отчитывать солдата:

— Ты, блин, что? С ума сошёл?! Я и так дважды контуженный. Ты так меня на дембель инвалидом отправишь! — проорал он, пылая гневом, но, бросив взгляд на выходящего из машины старшину, расплылся в улыбке и тихо воскликнул:

— О! А вот и Бобик наш приехал!

За спиной у старшего прапорщика Сорокапуда бойцы придумали ему прозвище. Когда старшина возмущался и ворчал, шевеля своими усами, то чем-то, по мнению солдат, смахивал на пёсика, что стало предметом беззлобных шуток с их стороны (все к нему относились с уважением и называли его настоящим мужиком).

Старший прапорщик Сорокапуд, выйдя из машины, потянулся, разминая затёкшие ноги. Его лицо и пышные усы были покрыты мелкой пеленой серой пыли, но глаза ярко блестели. Вскинув широко плечи, старшина вытер скомканным платком лицо и усы, окинул всех быстрым, пронизывающим взглядом, а затем бодрым голосом поприветствовал:

— Здорово, орлы! Вижу, смеётесь, значит, настроение хорошее!

Он направился к