нём Молния с лёгкостью передвигалась и даже кружилась с немалой скоростью, а сидеть в нём было приятнее, чем в гоночных креслах-колясках без спинок.

Именно в этом кресле она с тревогой ожидала приезда Лучика и Ворчунов. Молния очень за них беспокоилась. Кроме того, бунгало казалось ей не самым лучшим убежищем. Кошмарный Роддерс Лэзенби был с ней знаком (об этом читайте в книжке «Ворчуны за бортом!»), а Обломы даже знали, где она живёт. Неужели Ворчуны не могли выбрать другое место, где их никто никогда не видел?

Впрочем, куда бы мистер Ворчун и миссис Ворчунья ни отправились, они нигде не сумели бы смешаться с толпой. Однажды в походе они случайно подожгли все окрестные палатки пылающими факелами для жонглирования. А когда они увязались за любителями птиц, миссис Ворчунья нечаянно села на необыкновенно редкую особь, которую бедняги как раз и искали. Не переживайте, птичке ничего не сделалось. Она выжила, только стала чуть площе и печальнее прежнего.

Ещё Ворчуны часто и громко кричали. Им нравилось смеяться и показывать на других пальцем. Конечно, смеяться и кричать на камешек у моря или овощ забавной формы — это не страшно, но мистер Ворчун и миссис Ворчунья привыкли смеяться над людьми. Порой они хихикали и показывали пальцем на тех, кто случайно уронил тарелку или наступил в коровью лепёшку, — словом, на несчастных, которым и без того было неудобно и стыдно. А из-за насмешек Ворчунов стыд становился невыносимым. Бывало, Ворчуны смеялись над окружающими без видимой на то причины.

Это тоже не очень-то хорошо, потому что бедняги, на которых они, дико хохоча, показывали пальцем, принимались гадать, ЧТО же с ними не так, ПОЧЕМУ над ними смеются и показывают на них пальцем? Неужели они сотворили глупость и не заметили? Или у них между зубами застряла еда и эта странная хохочущая парочка на той стороне дороги УВИДЕЛА ЕЁ ИЗДАЛЕКА?

Вот почему Молнию Макгинти одолевали мучительные, мучительные, мучительные — трижды мучительные — сомнения касательно затеи Ворчунов «залечь на дно».

Что ещё её беспокоило, так это мистер Ворчун — он всегда с неохотой заходил в бунгало Молнии. Обычно они разговаривали через дверь или окно. Порой даже через закрытое окно! Причиной тому была собачка Молнии Макгинти.

Мистер Ворчун не боялся, что Росинка — так звали собачку — его укусит. Совсем наоборот. Он опасался наступить или сесть на малышку. (Однажды он зашёл в бунгало и наступил на пищащую собачью игрушку. Тогда мистер Ворчун принял её за собачку и никак не мог забыть эту леденящую кровь историю. Конечно, у мистера Ворчуна много недостатков — о, список огромный! — но по крайней мере животных он любит.)

Так или иначе, Ворчуны решили спрятаться в бунгало Молнии, и она была слишком добра, чтобы им отказать.

Собака всё не шла у Твинкла из головы. Но думал он не о Росинке, маленькой собачке Молнии. Теперь, когда Облом воссоединился с Мэнди, Твинкл захотел, чтоб с ним был его пёс. (Если у тебя, дорогой читатель, хорошая память, то ты, вероятно, помнишь, что на шестнадцатой странице я упоминал о псе, сидящем в грузовике.)

— А теперь поехали за моим псом, — заявил Твинкл.

— Как за псом? — переспросил Облом. — Да от него же шерсть будет повсюду.

— А вот так, за псом, — подтвердил Твинкл, глядя на Облома (который и сам был довольно волосат).

— За вашим псом? — уточнил Лэзенби. — Чудесно! Чем больше народу, тем веселее. Кто знает, может, по пути нам удастся поймать дрессированную обезьянку.

— О, я его помню, — проговорил лорд Великанн. — Зубастый такой.

— Саблезуб, — напомнил Твинкл. — Его зовут Саблезуб.

— Ну что ж, вот поймаем Ворчунов — и отправитесь за своим… — начал было Облом.

— СПЕРВА пёс, — внушительно произнёс Твинкл.

— Л-л-ладно, — согласился Лэзенби. — Сперва пёс. — Никому из них не хотелось расстраивать гиганта в костюме птицы.

— Вообще говоря, отличная мысль, — заметил Великанн. — Если наш грозный друг сам по себе не способен напугать Ворчунов до такой степени, чтобы они начали во всём нас слушаться, то уж вдвоём с разъярённым Саблезубом он точно добьётся успеха.

— Прекрасно, — одобрил Облом.

— За дело! — воскликнул Лэзенби.

На том и порешили. Они заедут к Твинклу домой и заберут Саблезуба — собаку-рваку-и-кусаку, на-всех-врагов-нападаку.

Сев в поезд, компания принялась строить дальнейшие планы. Облом заметно повеселел с тех пор, как нарисовал над верхней губой усы и воссоединился с Мэнди. Он то и дело поглядывал на перебинтованную с головы до ног сестру, сидящую в углу.

— Так что же мы будем делать после того, как заберём Саблезуба? — поинтересовался Роддерс Лэзенби, откинувшись на спинку своего сиденья. Он чистил сваренное вкрутую яйцо, складывая кусочки скорлупы на большой белый хлопковый носовой платок, расстеленный у него на коленях.

— Устроим Ворчунам небольшой сюрприз, — проговорил Великанн.

— Но как же мы доберёмся до места, где нас ожидает чудесный огромный ящик, когда их схватим? — спросил Облом.

— Была у меня одна мыслишка…

Вне зависимости от того, какая такая мыслишка была у Твинкла, рассказ о ней пришлось отложить. Дверь купе отъехала в сторону, и в неё сунул нос Сэм Цент, кондуктор.

— Господа, предъявите, пожалуйста, билеты, — сказал он. И удивлённо посмотрел на лорда Великанна.

— В чём дело? — спросил тот.

— О, ни в чём! Простите, сэр! — сказал Цент, который моментально узнал лорда Великанна и которому было отлично известно, что тот должен сидеть в тюрьме. Сэм тут же придумал предлог для своей озадаченности. — Дело в том, что в соседнем купе едут Ворчуны. — И он кивнул головой туда, откуда только что пришёл. — А все, кто с ними знаком, прекрасно знают: встретил Ворчунов — жди беды.

Сбежавшие заключённые обменялись взглядами.

— Как вы сказали, Ворчуны? — уточнил Роддерс Лэзенби.

— Именно так. Мистер Ворчун, миссис Ворчунья и их сын Лучик, — подтвердил Сэм Цент, которому становилось решительно не по себе. Очень большой человек в очень большом костюме птицы улыбался ему как-то очень пугающе.

— Знаете ли вы, кто я такой? — внезапно спросил лорд Великанн таким грозным голосом, что сразу стало понятно — с ним шутки плохи.

— Нет, ваша светлость, — признался Сэм Цент.

Ой-ой. Очень зря он это сказал. Совсем как в тот день, когда он приготовил своей жене, миссис Цент, сюрприз ко дню рождения, а когда она пришла домой и спросила его, почему на камине стоит ваза с цветами, выпалил: «А, так это вовсе не