о своём, а в перерывах постанывали и тряслись, корчились, делали странные ужимки, пускали слюни и издавали нечленораздельные звуки, и словно умалишённые тыкали пальцами в воздух перед собой или друг в друга и гоготали.

Артём скользил по прослойке этого слившегося примитивного ума, где оголились все мысли и желания, представ одним сплошным импульсом извивающейся прокрастинации.

Артём даже закрыл глаза, чтобы не видеть, а только чувствовать этот упоенный поток, смаковать его, и задержал дыхание, боясь спугнуть момент. Ему открылся каждый страх и намерение, сущность души, все её возлияния, что нежились в сладостном шёпотке, прежде табуированного моралью. Так поднимались пары первобытных, обжигающих соков, тёмных и тягучих из самых глубин человеческой натуры, словно подземные лавовые реки, которых общество принудило скрыться, а теперь они пробудились и рвутся наружу, разрастаясь всевозможными формами, выпрямляясь и наливаясь свежей силой, но пока ещё не возрождённые полностью. О нет! Это была лишь тень, но не сам тайфун, что вырвет хребет морали и изгонит её в тартарары.

И это ощущение, виденье тлетворного счастья, вся его плесень, грибок и все паразиты они росли в Артёме, а вместе с ними росло и некое убеждение, оно подталкивало его к чему-то, на что он сам решиться никак не мог. Но внутренний голос оказался сильнее.

«…Давай же, убавь градус гедонизма и покажи им реальный мир, окуни в страдание! Разрушь их и свою природу! Яви им путь к обретению истины! Лишь ты один в целой вселенной на это способен, все прочие слабы! Так покажи им, пусть увидят! Конечно, если ты всё ещё жаждешь счастья с Аней…»

Артём перестал улыбаться, его трясло.

Азалия вдруг подкралась со спины и прижала свою левую ладонь к его сердцу, а другой взяла его руку и направила в сторону содрогающихся гостей. Её голос полился музыкой и горячим дыханием у самого уха.

— Пелена наслаждения, она как ткань полупрозрачной сорочки — незаметна на фоне прекрасного тела, эфемерна, но её легко почувствовать, и также легко развеять. Обрати свой внутренний взор на биение их сердец, и тебе откроются все замки, ты свяжешь сердца и души невидимой нитью, чтобы одним видением указать им на правду. Это будут твои узы чувств, ты сможешь черпать из них силу, глотая чужую боль, отчаяние и ярость. Сольёшься с ними, и тебя не будет подташнивать, как сейчас. — Усмехнулась она вконце, подошла к столу и стала сбрасывать с него всю снедь, а затем разделась и легла спиной на стол. Но ничего не происходило. Артём терялся.

— А теперь сделай это… убавь градус гедонизма… покажи им правду…

— Но как? — Спросил Артём, и Азалия поманила, а когда он подошёл, взяла его руку и стала водить ею по своему роскошному телу…

— Трогай меня… — С придыханием произнесла она посреди стонущей орды, и Артём не сумел воспротивиться.

Он впился руками в тело Азалии, принялся массировать и растирать её жаждущую плоть, растирал пальцы и ступни, сжимал икра и бёдра, мял грудь и выворачивал соски, ласкал плечи и шею… Отчего Азалия вся извивалась, а там где проходила его рука, на коже подсвечивалась тёмная паутина вен, и одновременно толпа вокруг начинала блаженно стонать, глаза их темнели, а по коже разливались тёмные вены. В какой-то момент их стоны вошли в ритм стонам Азалии и обратились в хор, наполненный страстью, болью, рыданием и безумием.

Азалия всё больше содрогалась от удовольствия, вся выгибалась и вскрикивала… И Артём ощутил, как сливаются в один поток чувства стыда от неприкрытости мыслей и тайного удовольствия от этой наготы. Но кроме того сущий ужас. Это расплавило мнимые границы личного, и каждый увидел порочные желания друг друга, весь страх и отчаяние. Отчего кровь их вскипела, кожа покрылась волдырями, яд разъедал внутренности, а руки и ноги гнили от неизвестных паразитов. Так люди почувствовали себя, когда с их лиц сорвали намертво приклеенные маски. Теперь всё худшее выползало из щелей, кричало о себе, благословлённое отчаянием.

Азалию охватили тысячи конвульсий, она дрыгалась и вопила, пульсируя темнотой, и в один момент темнота разорвала её нутро, в момент, когда каждый взялся за нож и перерезал собственное горло. Всё залило чёрной кровью, и всё в ней утонуло.

Артём, гости, вся мебель, стены, пол, потолок ничего не осталось, лишь Азалия, что сейчас предстала необъятной тьмой, и Ранзор, восседающий в бесконечной пустоте.

Он водил рукой по пространству, и вдруг перед ним, там, где стоял стол, возникли пять образов, пять пылающих огней, сидящих за столом. Эти фигуры воззрились на Ранзора.

— Брат? Ты жив?! — Почти хором воскликнули они, и вдруг, повыскакивав из-за стола, хотели было убежать, но вместо этого застыли, а Ранзор поднялся.

— Здесь некуда бежать. Это моё пространство, моя стихия, и подчиняется она моим законам… Мы не виделись сколько, лет триста, полагаю? А такое чувство, что только вчера расстались. Ну и обыскался я вас, ребята… Соскучился, аж все слёзы выплакал… Гордыня, алчность, зависть, похоть, обжорство и лень! Я всегда смотрел на вас с обожанием и… даже некоторым уважением. — Усмехнулся он и выждал паузу. — Но не теперь.

— Ранзор, брат, мы были глупы, пойми и прости нас, мы готовы к соглашению, давай же разделим этот мир по справедливости…

— Соглашение? Но будь у вас возможность, вы разорвали бы меня… Всё-таки три столетия свободного наращивания собственной мощи должно во что-то вылиться, прямо дух захватывает, коленки дрожат! Это отлично послужит моему делу. Вы допустили лишь одну ошибку — спрятались в этом городишке, в этой дыре. Уж не знаю от кого, а вообще пофиг! Вы могли с лёгкостью раствориться в любом мегаполисе мира, и вас бы никто не обнаружил… Господя! От страха хватку потеряли? Хм… И Эта встреча здесь… С вашей стороны так глупо заявиться на Эту встречу, почему вы просто не почувствовали меня?! Такое странное совпадение, словно сама судьба благоволит мне, хотя это конечно совсем не так, просто кто-то слишком ленивый, отсюда и все клише нашей жизни.

— Ты не понимаешь! Нам перекрывают кислород, нас гонят с места на место силы, которые нам не подвластны, мы здесь не по своей воле… Так объединимся же и одолеем врага! Ты прав, брат!

— Подстроить это было бы не так-то просто, но мне удалось. Я-то знал, где вы находитесь и думал, что вы легко опознаете меня, получается, никто не оценит мои старания? Как я, активно не участвуя, собрал всех именитых, влиятельных шишек региона на одну встречу, а меня самого пригласили в последнюю очередь,