недовольства: “Ради чего мы вознесли Кораха к власти? Зачем рисковали жизнями? Где, наконец, воздаяние за проявленный нами героизм?”

***

Корах был противником громоздкого и дорогого государственного аппарата. Поэтому он ограничил правящий штат всего двумя министерскими постами, по справедливости доставшимися его ближайшим советникам.

Датан получил под свое начало Министерство Лояльности, в обязанности которого входили надзор над народными настроениями, а также выявление симптомов опасных оппозиционных тенденций в среде окружения Моше и Аарона. Министр был наделен полномочиями превентивных действий на случай, если обнаруживалась грозящая Кораху опасность. Персонал ведомства насчитывал сто из двухсот пятидесяти упомянутых выше верных соратников Кораха. Бойцы Датана располагали кинжалами и ядами.

Авирам возглавил Министерство Богоугодия. Задача сего учреждения состояла в помощи всем без исключения подданным осуществлять заповедь Господа о сборе левитовой десятины. Имеющие хороший достаток, то есть средний и выше, были обязаны сверх десятины добровольно приносить щедрые дары служителям Всевышнего. Наблюдение за своевременным поступлением пожертвований также являлось неотъемлемой частью деятельности Авирамовых служащих, коих насчитывалось сто пятьдесят человек — всё соратники Кораха из числа названных уже двухсот пятидесяти. Министр оснастил своих подчиненных плетьми, палками и другими многократно проверенными и эффективными средствами увещевания.

На службе у фараона Корах усвоил важную идею: для исключения воровства, взяточничества и прочих проявлений коррупции государственных служащих, последним следует выдавать щедрое содержание. Корах не скупился на жалованье, и две с половиной сотни его чиновников жили не худо в сравнении с другими беглецами, то бишь с теми, которые не поступили на должность.

Относительно сытая жизнь служащих государственного аппарата нисколько не поколебала их по-человечески понятного стремления к еще большему достатку, ибо хорошему нет предела. Поэтому приобретенный Корахом египетский опыт борьбы с лихоимством оправдывал себя не в полной мере. Не в силах противиться соблазнам, мягкотелые чиновники принимали подношения от имущих искусителей, а те, в свою очередь, копили недовольство алчными прислужниками Кораха, да и им самим заодно.

Хотя, если вдуматься, такой ли уж сытной была жизнь службистов? Много ли возьмешь с дарителя в суровых условиях бесплодной пустыни? А поэтому, надо ли осуждать за мелкие прегрешения обманутых в своих ожиданиях людей? Да, именно обманутых! Ведь чиновники рассчитывали на большее и, глядя на роскошествующих Кораха и министров Датана и Авирама, сетовали на несправедливость мирового устройства.

А что сказать о жизни левитов? Разве благоденствовали они? Конечно, им регулярно доставляли причитающуюся десятину, но разве можно сравнить богатейшие египетские урожаи со скудными дарами Синайской пустыни! Стало быть, и сему привилегированному колену народа иудейского не терпелось как можно скорее очутиться в земле, текущей молоком и медом.

Читатель, разумеется, не забыл про несчастную Михаль. Увы, новый начальник над народом равнодушно вычеркнул из памяти бедствующее семейство.

Как свершился переворот, Михаль и ее отпрыски лишились персональной поддержки Кораха, ибо пришедшая народная власть заботилась одинаково обо всех, и высокие руководящие круги поспешили избавить себя от фаворитов, которые прежде находились под опекой режима. Все стали равны перед законом и казной. В число своих достоинств равноправие включало всеобщую обязанность отделения десятины от урожая. Повинность эта распространилась и на Михаль. По справедливости.

Два фактора самым решительным образом повлияли на деяния Кораха. Первый — обретенная власть, второй — женщина. Корах легкомысленно забыл о посулах своим подданным. Иудеи, как прежде, кочевали по пустыне. “Так и пройдут в скитаниях сорок долгих лет? — гадали люди, — неужели обманул нас новый начальник над народом?”

Надежда беглецов еще при жизни добраться до Ханаана угасала, зато разгоралcя гнев на мошенника Кораха.

Прошло время. Довольными были Корах с Орпой и Датан с Авирамом. А все остальные — кто роптал, а кто злобу копил. Впрочем, Моше и Аарон тоже радовались, что дела идут худо: “Стало быть, зреет бунт, предвестник нового переворота, на сей раз — в нашу пользу!” — думали братья.

Глава 8

Может быть год, а, может, и больше года, минуло с того дня, как Корах захватил власть в лагере беглецов. Взошедшие на вершину пирамиды предали забвению, как более неактуальные, свои прежние посулы народу.

Как известно, обещания даются соразмерно расчетам, а выполняются в меру опасений. Освободив себя от бремени сдерживать слово, Корах и его министры Датан и Авирам недальновидно ублажали себя поеданием плодов зыбкой победы.

Услужники сей троицы власть имущих пристроились, вроде бы, тоже не худо, но не худо лишь по понятиям скудной пустыни. Чиновничий мозг сверлила навязчивая мысль: в иных-то краях житьё куда как слаще! Скажем, в Ханаане или, допустим, в том же Египте, а уж про Вавилон и говорить нечего! Жить хорошо — это плохо, коли доподлинно известно тебе, что есть на свете другие страны, где можно жить лучше.

Их подобных ренегатских представлений проистекало амбивалентное отношение служителей государственного аппарата и левитов к владыкам иудейского племени. Выдвиженцы любили власть за то, что она подарила им наслаждение превосходства над черным народом, но презирали ее за неумение дать полное довольство. Впрочем, любовь преобладала над презрением. Да и Министерство Лояльности усердно добывало и тщательно хранило до поры до времени порочащие сведения на каждого службиста, дабы страхом скреплять верноподданность.

Если в складках чиновничьих душ прятались робкие зернышки сомнений, то пышные колосья гнева наливались в сердцах простолюдинов. Трудящейся бедноте нечего терять, кроме своих бед, зато приобретет она Ханаан — землю, молоком и медом текущую!

“Совершили уж один переворот, а остались ни с чем!” — упрямо твердили пессимисты из народа. “Пусть мы сами и не войдем в Ханаан, зато сыны наши вкусят свободы!” — возражали оптимисты, склонные к новому переделу. “Снова восстание учинить? — задавались вопросом реалисты, — оно, конечно, можно, но, как всегда, цветки да ягодки сорвут вдохновители, а нам, простым бойцам, победу кующим, достанутся гнилые корешки. Не попробовать, однако, грех. Попытаемся, хуже-то все равно не будет!”

***

Моше и Аарон с удовлетворением отмечали, что в широких массах иудеев растет недовольство властью Кораха. Отрадны были такие перемены, ибо они приближали день возвращения на престол свергнутых начальника над народом и первосвященника.

“Ни к чему не прислушивайся так, как ко времени!” — твердили сами себе Моше и Аарон. Новый переворот явно назревал, но крайне важно было выбрать правильный момент для начала решительных действий.

На крыльях прилетает поспешное решение, но сделанное наспех не может быть сделано хорошо. Иными словами, торопиться нельзя, ибо если саженец не успел пустить крепкие корни и слаб пока, то недолго и неудачу потерпеть.

Однако с великой душевной болью сознавали Моше и Аарон, что сорок лет — то