тогда он поверит. Но до тех пор все доказательства либо подтверждают его теорию, либо это утка, распространяемая теми, кто хочет доказать, что он неправ.

— И что?

— Так что оставьте его в покое. Он не может причинить большого вреда. В случае обычного параноика, страдающего манией преследования, против него всегда направлено что-то осязаемое — жена, сосед или друг. В этом случае лучше всего быстро предпринять что-то, чтобы защитить невиновных. Но в случае Кэрролла это неосязаемое — помните этот случай, Мэйджорс?

— Конечно.

— Ну, оно ничуть не изменилось. Кэрролл, несомненно, обнаружил нечто такое, что его разум отказывается признавать. Отсюда и эта галлюцинация о враждебной расе, которая препятствует прогрессу Терры.

Терре больше, чем кому бы то ни было, нужно узнать, что открыл Кэрролл. Я не знаю, что он делает и где он это делает, но мы выясним — и оставим его в покое.

— Как-то это несерьёзно, не так ли? — спросил Мэйджорс.

— Это ужасающе несерьёзно, — безнадёжно сказал Поллард. — Он будет возмущаться любой посторонней помощью, которая не будет с ним охотно соглашаться, а потом заподозрит её в укоряющей терпимости. Он может вернуться только по собственной инициативе. Но если я буду прощупывать его дальше, то это только загонит его ещё глубже внутрь себя.

Мэйджорс кивнул.

— Мы вернём юную Салли на работу по доставке. По крайней мере, до тех пор, пока Джеймс Форрест Кэрролл снова не появится.

Доктор Поллард рассеянно кивнул.

— И пусть то, что он делает, образумит его, что бы он ни делал!

Джеймс Форрест Кэрролл сидел на высоком табурете перед верстаком в подвале летнего домика. Перед ним был целый лабиринт оборудования, стопка записок и какие-то неисправные схемы. Он яростно курил, забавляя девушку, которая сидела и читала в единственном удобном кресле в подвале. Наконец она отложила книгу и подняла на него глаза.

— Почему вы обвинили меня в том, что я потерпела провал? — спросила она.

Кэрролл с улыбкой обернулся.

— Выстрел наугад, — сказал он.

— Это неправда, — сказала она. — Я не…

Кэрролл пожал плечами.

— Антропоморфисты потратили много времени, доказывая, что гуманоидная форма тела лучше всего приспособлена для развития интеллекта, — сказал он. — Вертикальная осанка, эволюция передних конечностей в лёгкие руки, расположение сенсорной системы на близком расстоянии друг от друга, чтобы помогать друг другу.

Большие пальцы рук противопоставлены, что даёт способность поднимать с пола лист сигаретной бумаги или небольшую наковальню. Может возникнуть больше и более глубоких причин, чем вы можете себе представить.

— Всё это может быть правдой. — многозначительно произнесла она, доставая сигарету из пачки и ловко прикуривая. Затем она встала и быстро повернулась, так что её юбка взметнулась.

— Всё это может быть правдой, — сказал он. — Но не обязательно, что это исключительная правда. Возможно, существует партия разумных осьминогов, и я готов поспорить, что у них есть октопоморфисты, которые говорят маленьким осьминожкам, что их форма лучше всего подходит для размещения интеллекта.

— Всё это не даёт ответа ни на один вопрос, — сказала она ему с улыбкой.

— Итак, у вас в значительной степени гуманоидная фигура. Эта фигура подчёркивается земной одеждой и земной косметикой и, я бы добавила, земной обстановкой.

— Продолжайте, — сказала она с мрачным юмором.

— Ваш метаболизм не слишком отличается, — заметил он. — По крайней мере, пищеварительная система у вас примерно такая же неизбирательная, как у терран. Это нормально для любой господствующей расы в системе. Несомненно, у вас близкая молекулярная структура, поскольку я знаю, что ваша планета очень похожа на Терру.

К сожалению, я не так хорошо разбираюсь в органической химии, как мог бы, иначе я смог бы провести несколько тестов. Но, Райнегаллис, мысль о том, что две расы в галактике настолько похожи во всех отношениях, что могут скрещиваться, абсурдна!

— Вечность, — пробормотал Райнегаллис, — это тот отрезок времени, который необходим для того, чтобы всё произошло хотя бы раз.

Кэрролл ухмыльнулся.

— И это будет последняя вероятность, и, более того, вечность будет стоять на своём фундаменте ещё десять тысяч галактических лет после того, как всё остальное произойдёт, ожидая, когда появится этот маленький предмет, чтобы она — вечность — могла свернуться и отправиться домой!

Он отвернулся от неё и снова занялся оборудованием. Поработал с ним около часа, а затем повернулся к ней с загадочной улыбкой.

— На вас возложена довольно опасная ответственность, — сказал он.

— Я знаю, но это была ваша идея.

— Что меня беспокоит, — задумчиво произнёс он, — так это то, не станете ли вы в конце концов мешать. Сейчас вы не помогаете. Но не доставите ли вы мне неприятностей позже?

— Я не понимаю, о чём вы.

Кэрролл на мгновение задумался, прежде чем ответить. И когда он это сделал, разговор перешёл на другую тему.

— Мне нужно больше информации, — сказал он.

— Но чем я могу помешать?

Кэрролл широко улыбнулся.

— Если вы не знаете, — сказал он, — я не буду подсказывать вам. Но мне нужна информация.

— Не просите меня раздобыть её для вас.

— Я не буду. У меня нет особой нужды. Я могу раздобыть её сам! — сказал он, намеренно демонстрируя ей свою независимость.

Райнегаллис пристально посмотрела на него. Она кивнула.

— Я тоже буду участвовать, — сказала она.

— Почему, если до этого вы отказывали мне в помощи?

— Потому что вы помогли мне.

Он покачал головой.

— Это потому, что у вас были неприятности из-за того, что вы помогли мне.

— Я помогла вам в первую очередь потому, что вы этого заслуживали, — тихо сказала она. — И это не отменяет моего долга.

— Но чего вы надеетесь достичь? Вы хотите заманить меня в ловушку?

— Нет.

— Райнегаллис, — сказал он, вставая и потягиваясь, — вы на самом деле не понимаете терран. Запомните это — я забрал вас из того концлагеря, потому что мне нужна была ваша помощь, чтобы освободиться — охранники, работник гаража, не говоря уже о дороге домой. Я взял вас с собой, потому что вы были в опасности — потому что вы помогали мне, независимо от ваших причин. Поэтому я позабочусь о том, чтобы вы были защищены — сейчас от своей расы, а позже — от моей.

— Позже?

— После того, как я распутаю этот безумную схему.

— Вы постоянно говорите о какой-то безумной схеме, — улыбнулась она. — На самом деле, всё очень просто.

Он сердито посмотрел на неё.

— Просто не обращайте внимания, и, может быть, это пройдёт, а? Вздор!

— Вы мало что можете сделать против призрака, — сказала она.

— И в этом кроются мои чувства, — резко сказал он. — Это больше, чем честь, больше, чем сама жизнь. Меня бы