в храме в замке Равнинных врат. Последующий фрагмент записей я вынужден оставить за пределами данного отчёта, так как к расследованию дела о Слиабанском Кровопийце он не имеет отношения.

(Прим. составителя Б. Гарчика).

Солнце скрылось за густыми елями. Я зажёг свечи, накормил пламя в печи.

– Я знаю, кто ранил тебя – мне хорошо знаком этот яд. Я помогу тебе найти это существо. Но сначала ты должен выслушать меня.

– Хорошо.

– Я начну издалека, – говорила Кирхе-Альма, пригревшись под шкурами у меня на плече. – Ты, должно быть, не знаешь, но наш народ жил на этих землях очень давно: ещё когда не только имя Уль-Куэло не звучало в Речных землях, но и за много лет до того, как первые из амбальгован пришли в наш мир. Бескрайние леса, спускавшиеся с гор к рекам, были полны наших песен, небеса наполнял свист перьев и счастливый клёкот… Вы зовёте нас гарпиями, но этим словом можно именовать разве тех, что остались поныне. Последних из выживших. Изменившихся внешне и внутренне, забывших и предавших себя. Тебе будет странно это услышать, но и я, и существо, напавшее на тебя – одно. То, что твой орден с именем Уль-Куэло на устах пытается вытравливать из жизни людей, то, что вы зовёте магией, ведовством, мерзостью, всегда составляло суть моего народа. Кому-то было дано меньше, кому-то больше, как мне. Но именно благодаря этому дару наш народ с такой лёгкостью приспосабливался во все времена. Но и в конце мы стали теми, кем стали из-за этой способности изменяться. Но кое с кем эти силы сыграли злую шутку. Много страшного творилось с обеих сторон, когда люди пришли на наши земли. Одно я поняла: гарпии, вкусившие человеческой плоти, теряют разум.

– Но ты же выглядишь, как человек? Какая же ты гарпия? Или ты хочешь сказать, что ты с помощью своих сил изменила собственное тело и стала человеком?

– Не совсем так, – улыбнулась ведьма. – Лучше всего я умею… прятать, отводить чужой взгляд, как тогда с собаками на ярмарке. Вы увидели их только благодаря этому особому стеклу того человека из твоего ордена.

– Ютер, его звали Ютер. Он был прекрасным другом и братом…

– Мне так жаль!

Кирхе-Альма прижалась ко мне под шкурами всем своим обнажённым телом. Мне подумалось, что, похоже, ей и вправду жаль.

– Так что там с отведением взгляда? Хочешь сказать, что я и сейчас чего-то не вижу?

– Не только не видишь, но и не чувствуешь, – она замолчала, вроде бы смутившись. – Я прячу перья.

Она выбралась из-под шкур и одеял, встряхнулась всем телом, будто бы скидывая пелену морока.

Формы остались теми же – обычная худая, но сильная девушка. Но только кожа покрыта нежными светло-серыми перьями, более длинными на плечах, локтях, бёдрах. Короткие пёрышки с белой каймой кругами сходились на груди, и превращались в лёгкий воздушный пух на шее, в подмышках и внизу живота. Предплечья, голени, кисти рук и ступни остались голыми. Длинные, шелковистые, переливающиеся радугой перья на голове перемешались с волосами и обволокли голову и плечи. Дивная картина, прекрасная и настолько странная, что на мгновенье подумалось, что бред и жар вернулись вновь. И зудела ещё одна мысль, признаться в которой я не хотел даже самому себе.

– Ты в ужасе от того, что не только нарушил свой обет, но ещё и сделал это с чудовищем? Я вижу печаль и страх в твоих глазах.

– Но ты же не чудовище! – моя рука сама собой потянулась к плечу Кирхе и замерла, не дотронувшись. – Чудовищем было то, что убило Ютера.

– Надеюсь, что ты действительно так думаешь, – вздохнула девушка.

И перья вздохнули вместе с ней. На мгновенье я даже потерял нить разговора.

– Кирхе, расскажи, почему тогда на площади, когда мы увидели твоих собак, мы не разглядели тебя такой? И зачем ты прятала этих псов?

– Люди боятся их, а мне с ними спокойнее. А себя настоящую я прячу, Йоген, гораздо глубже, чем собак. Нет на свете ещё такого артефакта, который бы разоблачил меня. Лишь по моему желанию.

Кирхе подтянула колени к груди и обхватила их руками. Я накинул одеяло на её озябшие плечи, дотронулся до покрытого перьями тела, от чего у меня перехватило дыхание. Заглянул ей в глаза.

– Мне… Мне страшно оттого, что ты доверила мне свою тайну. Ведь никто больше не знает?

– Никто.

– И Ситтэль не знал? – меня всё мучал этот вопрос, но я не решался спросить.

При упоминании музыканта Кирхе заметно напряглась.

– Нет! Тем более он. Для него я была бы очередным трофеем. Я, Йоген, в людях не ошибаюсь. Про тебя точно знаю, что ты не предашь.

В ужасное положение, конечно же, она меня тогда поставила своими словами. Или я сам загнал себя в угол, оказавшись в её постели. Нет, я действительно не собирался раскрывать тайну ведьмы на холме кому-либо. Но меня глодала мысль, что я что-то забыл, чего-то не учёл. Во мне зародилось предчувствие беды и дальше только росло.

– Ты сказала, что поможешь найти то, что убило Ютера, – напомнил я Кирхе. – Помоги.

– Чтобы найти убийцу, мне нужно что-то, что принадлежало этой особи. Наверное, проще всего будет найти перо.

Перья? Действительно! Вот уж великое дело – чутьё. Ведь ещё в тот день, когда я лазил по крышам, я обратил внимание на одинаковые перья в местах нападений. И тот факт, что нападавший передвигался по крышам, всё ставит по местам.

Я резко вылез из постели и потянулся за одеждой.

– Куда ты?

– В Слиабан. Там, среди моих вещей, есть перья, которые я подобрал в местах нападений.

– Йоген, только не сейчас! – Кирхе выпорхнула из-под одеяла и схватила мою руку.

– Почему нет?

– Уже поздно, ты не успеешь вернуться к ночи, останешься в городе, – Кирхе-Альма говорила испуганно, и перья на её теле то поднимались, то опускались, как у взволнованной птицы.

Я замер.

– Что тебя пугает? Ты же всегда здесь одна? Или ты боишься не за себя?

– Этот яд… нестрашный для меня и во всех без исключения случаях смертельный для людей. Я слишком много сил отдала, чтобы победить его. Я влила в тебя столько своей силы! А сейчас открылась тебе, показав свой истинный облик. Йоген, мне кажется, сейчас я не смогу не только скрыться под человеческой личиной, но и спрятать мой дом от посторонних глаз.

Я опешил.

– Зачем же ты это сделала?!

– Не хотела лгать тебе. Мы и так теперь связаны… – девушка смотрела на меня своими огромными,