почти круглыми глазами, и в них испуганно вспыхивали золотистые искорки.

– Кирхе, милая, – я опустился рядом с ней, провёл рукой по перьям на её голове и спине, и на этот раз это вызывало во мне восторг, – много ночей прошло с тех пор, как погиб Ютер, и я не знаю, выходила ли с тех пор та гарпия на охоту. И если я могу как можно раньше остановить её и не потратить попусту ещё одну ночь сейчас, когда я уже на ногах, я должен действовать.

– Я понимаю, – обречённо прошептала ведьма в ответ.

– И потом никто же не знает, где ты живёшь и где искать тебя. Я вернусь как можно скорее и проверю, чтобы никто не следил за мной, – сказал и сам засомневался.

Вновь в душе зашевелился скользкий червячок предчувствия.

– Я не смогу тебя остановить, я вижу. Тень твоего друга стоит у тебя за плечом. Но, прошу тебя, будь осторожен: возвращаясь, ты и себя подвергаешь большой опасности. Твои же собственные братья могут стать тебе врагами.

– Да брось, я же наоборот как никто другой приблизился к раскрытию этих преступлений.

– Да. И единственный, кто пережил нападение, – Кирхе помолчала и добавила: – Скажи мне Йоген, ты же хороший человек, зачем ты в этом ордене?

Я вздохнул. Задержусь чуть-чуть.

– Ты так плохо о нас думаешь? Если коротко, то я вырос в ордене. Деревню, откуда я родом, сожгли наёмники с равнин. Князья что-то делили в сотый раз, и рушились жизни. Из нашей деревни выжило трое детей, считая меня: мы играли в лесу и вовремя спрятались. Спустя двое суток через то, что раньше было нашим домом, проехали рыцари ордена святого Литке.

– Светлячка?

– Да, светлячка. Они искали выживших, замарали в саже все свои белые одежды. Нам троим было очень страшно, но есть хотелось сильнее, и мы вышли навстречу. Мне было пять, Ютеру – семь. Третьей была соседская девочка Даана. Нас, мальчишек, забрали на обучение в замок Равнинных врат, а куда её увезли, я не знаю.

Кирхе слушала молча, едва касаясь меня, и неотрывно смотрела в глаза.

– Понимаешь, всю мою жизнь у меня был только один друг. И пока мне мучительно больно даже думать о нём, о том, что я больше не увижу его. Как будто часть меня оторвали, и рана мучительно дёргает и кровоточит, – я прикоснулся пальцами к её щекам, поцеловал нежные губы. – Прости меня, Кирхе, я должен идти.

Извилистая лесная тропа, ведущая с вершины холма, где стоял дом ведьмы, трижды обрывается гигантскими, почти в человеческий рост каменными ступенями. С верхней из них между голых стволов как на ладони виден Слиабан со всеми своими огнями и дымами, а за ним вдаль уходит тёмно-серая тусклая лента реки Лиабы. Вид со второй ступени загораживают каменные нагромождения, а с третьей видно поле и жертвенный камень, на который бабка предлагала мне положить «красну ягодку». Вспоминая этот разговор, я невольно улыбнулся – картина, как из другой жизни.

Земля по краю поля смёрзлась под лёгким слоем снега, ноги то и дело проскальзывали на тонком льду, покрывавшем углубления следов. Мимо камня я проходил уже в глубоких сумерках, не удержался, заглянул: в выемке лежала ветвь красной рябины. Кто-то ждёт помощи от Кирхе-Альмы и не знает, как ей самой сейчас нелегко.

С крайними домишками, расползавшимися вширь вдоль границ старой части городка, я поравнялся, когда ночь поглотила округу. Стражник у ворот взглянул как-то неуверенно, отвёл взгляд. Широкая улица вела меня от ворот к центральной площади. С десяток людей я встретил на этом коротком пути, и все они будто бы не замечали меня. Я оглянулся: так и есть, две неслышные тёмные тени стелились вслед за мной, только глаза поблёскивали, отражая свет факелов и фонарей. Значит, Кирхе отправила со мной своих охранников. Лучше бы она оставила их подле себя.

Кажется, площадь я пересёк так же незаметно, никто не взглянул на меня у ратуши, никто не обратил внимание на чёрных псов, горгульями усевшихся по обеим сторонам широкой двустворчатой двери.

Помещения по левую руку и по центру принадлежали Слиабану, его страже и совету, а по правому коридору я попал в комнаты ордена. Сердце бешено заколотилось, когда в пустом коридоре, чеканя шаг, навстречу вышли трое солдат-«светлячков». Я вжался в стену, мало надеясь остаться незаметным на фоне белой стены. Но они прошагали мимо, даже глазом не моргнув.

Я отлепился от стены, медленно выдохнул и аккуратно тронул дверь своей комнаты. Тяжёлое полотно бесшумно повернулось на смазанных петлях, открывая мне ничуть не изменившийся интерьер: вон даже мои бумаги на столе лежат. Надо же…

Дверь за спиной захлопнулась, и с хрустом повернулся замок.

– Рад, что ты вернулся, Йоген.

Судья-дознаватель не просто так с гордостью носит своё имя и вселяет ужас даже в других рыцарей ордена. Только лучшие из лучших или, быть может, худшие из худших удостаиваются этого звания.

В комнате был приготовлен чайный столик с напитками и лёгкой пищей, растоплен камин, лежали чистая бумага и перья. Никаких жаровен, клещей и тисков, но, право, в пыточной уютнее.

Намус Грод ждал меня. Он точно знал, когда и куда я приду. И только взглянув ему в глаза, я понял: он знает всё. Я вспомнил, как мы с Ютером были страшно горды, когда нас с ним на пару назначили «глазами и ушами» судьи-дознавателя. Стоило ещё тогда задуматься получше – сие название следует воспринимать напрямую. Господин Грод действительно слышал моими ушами и видел моими глазами.

Уверен, он ещё и осязал кончиками моих пальцев.

– Рад, что ты вернулся, Йоген.

– Господин, – поклонился я под щелчок дверного замка.

– Присаживайся, брат, – Намус Грод небрежно указал на место у стола и сам уселся с другой стороны, ближе к камину.

Я сел, стараясь унять дрожь. Коленки согнулись, как деревянные. Ну и чего же я боюсь?! Многие братья сбегают из замка в ближайшие городки в поисках плотских удовольствий, да и кто, в самом деле, способен соблюсти все обеты сразу?

– Я, – каркнул судья-дознаватель в ответ на мои мысли. – Я способен. И множество других. В поисках идеалов для подражания ты смотришь не туда.

Он препарировал мои мысли с точностью алхимика, разбирающего на части лягушку. Я помассировал висок, пытаясь избавиться от ощущения паука, ползущего под кожей.

– В отличие от тебя, твой друг Ютер Ондаль помнил, как вы ездили в Араинд[2].

– Да, он говорил мне об этом, – голос осип при мысли о Ютере. –