кричу я, в моем голосе слышен неподдельный ужас, явный признак того, во что они меня превратили.

Я была дурой, позволив себе подобраться так близко к этим мужчинам. Я знала, на что они способны. Мне следовало держаться на расстоянии.

— Это я, — говорит голос, сильно вцепляясь в удерживающие меня ремни, отчаянно пытаясь освободить меня. — Это Маркус. Тебе не нужно бояться. Роман и Леви больше не причиняют тебе боли, они знают, что ты этого не делала, и, черт возьми, они сделают все возможное, чтобы загладить свою вину. Я клянусь тебе, Шейн. Ты здесь в гребаной безопасности. Все кончено.

Я резко поворачиваю к нему голову, мои глаза расширяются, когда я смотрю на него, не веря своим глазам.

Нет. Это уловка. Маркус мертв. Мне сказали, что он мертв, но вот он стоит прямо передо мной.

Маркус смотрит на меня в ответ, его красивое лицо-маска чистого ужаса, когда он осознает, что именно его братья сделали со мной. Его грудь обнажена, и я разинула рот, увидев, как из-под толстой повязки на его груди сочится кровь. Его кожа бледная, и ясно, что ему не следует вставать с постели, но у меня нет сил ругать его за глупость, поскольку я едва могу поверить, что он здесь, стоит передо мной, как гребаный ангел мщения, чтобы спасти мою гребаную жизнь.

— Марк… — Я дышу, глазами обвожу каждый чертов дюйм его тела, медленно наполняясь слезами… черт, я не знаю слезами чего. Облегчения? Радости? Счастья? Неверия? — Я… Я думала, что ты мертв. Мне сказали, что ты мертв.

— Я знаю, детка, — говорит он, наконец-то снимая ремни и отрывая их от моего тела, прежде чем потянуться ко мне. Его руки обвиваются вокруг меня, как будто я самое ценное, что он когда-либо видел, когда он крепко обнимает меня, ему насрать на мои травмы, ему просто нужно, чтобы я была рядом, и, черт возьми, я думаю, что мне это тоже нужно.

Он слегка отстраняется, глядя в мои затравленные глаза.

— Ты действительно думаешь, что меня может сразить гребаная пуля? — он ухмыляется, пытаясь казаться самоуверенным, но его усталость и боль перевешивают все остальное. — Я Маркус ДеАнджелис. Я гребаный бог.

— Я… — громкий всхлип прерывает мои слова, и он притягивает меня обратно, его рука опускается на мой затылок и медленно проводит по моим спутанным волосам, делая все возможное, чтобы успокоить меня, пока я плачу в него. Всепоглощающее горе и облегчение потрясают меня, как никогда раньше.

— Ты в безопасности, — шепчет он, боль в его голосе слишком реальна. — Я собираюсь позаботиться о тебе.

Я прижимаю руки к его сильному животу, его кожа липкая на ощупь, когда я отталкиваю его на шаг назад, просто желая принять его.

— Как? Я… — Я обрываю себя и делаю несколько медленных вдохов, пытаясь осознать реальность. — Они подумали, что это я, — говорю я ему. — Я пыталась объяснить. Я кричала, но они не слушали. Они просто продолжали.… было так больно, и они не останавливались. Я… я просто…

— Я знаю, и поверь мне, они будут наказаны за то, что они сделали с тобой, — говорит он, беря мое лицо в ладони и заглядывая глубоко в глаза, молча обещая мне весь мир. — Я не позволю им выйти сухими из воды, Шейн. Я позабочусь о том, чтобы они загладили перед тобой двойную вину.

Я качаю головой.

— Я больше никогда не хочу их видеть, — говорю я ему, и горячие слезы застилают мне глаза при одной мысли о том, что они будут в моей жизни. — Пожалуйста, не заставляй меня.

Сожаление мелькает в его темных глазах, и, не говоря ни слова, я знаю, что этого не произойдет.

— Прости, детка. Это не вариант, по крайней мере здесь. Тебе больше не нужно их бояться.

— Они пытали меня, Маркус. Не бояться их легче сказать, чем сделать, — хнычу я, когда его взгляд опускается на мой обнаженный живот, отмечая ужасные травмы от автомобильной аварии. — Ты не видел, что они сделали со мной. Это не у тебя в голове образы, воспоминания о руках Леви внутри тебя, пока Роман держал тебя. Ты не знаешь, каково это — спасать свою гребаную жизнь, когда твой брат гонится за тобой, так что не оскорбляй меня, говоря, что мне больше не нужно их бояться.

Маркус тяжело вздыхает, встречаясь со мной взглядом.

— Не думай, что из-за моего имени, я никогда не убегал, спасая свою жизнь. Я был именно в такой ситуации, Шейн. Я знаю эти шрамы так же хорошо, как свои собственные. — Он замолкает на мгновение, перенося свой вес на хирургическую койку, его голос постепенно слабеет, боль просвечивает все ярче. — Я знаю своих братьев. Я знаю их методы, потому что они такие же, как у меня, и поверь мне, когда я говорю, что они обошлись с тобой легко.

Я хмурюсь, когда отодвигаюсь на кровати, незаметно давая ему больше места для отдыха.

— Зачем им это делать? — Я спрашиваю. — Я думала, они хотели моей смерти.

Он качает головой.

— Они действительно хотели твоей смерти, но они предположили, что ты застрелила меня, и хотя мы, возможно, немного не в себе, мы верны нашим братьям. Они ждали, выживу ли я, потому что, если бы это ты застрелила меня, они знали, что я бы хотел убить тебя сам.

Мои глаза расширяются, слова, слетающие с его губ, пугают меня до глубины души.

— А если бы ты умер?

— Иерархия, — говорит он. — Роман старший, поэтому он бы принял на себя убийство.

— Это так хреново, — говорю я, когда он медленно опускается на кровать рядом со мной и берет мою руку в свою. — Я им этого не прощу.

Он пожимает плечами.

— Это твое решение, — говорит он. — Это случилось, этого не изменить, но я знаю своих братьев, и они будут бороться, чтобы заслужить твою прощение до конца своих жизней, если это потребуется. Они навеки у тебя в долгу… Если только ты не хочешь сделать все интересным и поквитаться.

— Поквитаться? — Я ворчу. — И как, черт возьми, я должна это сделать?

— Я мог бы удерживать их, пока ты набрасываешься на них с мачете, но это не очень весело, так как Роман будет просто лежать и терпеть.

Я в ужасе смотрю на него.

— Ни в коем случае. Переебать твоих братьев с помощью мачете — это не обсуждается, как бы хорошо это сейчас ни звучало. Я знаю, тебя заводит подобное дерьмо, но, в отличие от тебя, у