его пистолет, нацеленный мне прямо между глаз. У нас с Романом никогда не будет все хорошо, как бы он ни старался. Есть вещи, от которых девушка просто не может оправиться.

Пытаясь отвлечься от трагических воспоминаний, роящихся в моей голове, я беру в руки иглу, проверяю, насколько онемела рана, и встречаю тяжелый взгляд Романа. Чем скорее я покончу с этим, тем скорее вернусь к Маркусу и его теплые руки крепко обнимут меня за талию.

— Что мне делать?

7

Пар заполняет ванную комнату, когда я выхожу из душа и оборачиваю вокруг себя полотенце, осторожно протирая заживающие раны. Прошло два дня с тех пор, как Маркус очнулся, и два дня с тех пор, как со мной обращаются как с чертовой королевой этого замка, и я чертовски ненавижу это.

Не поймите меня неправильно, кучка сексапильных мафиози, обращающихся со мной так, словно из моей задницы светит солнце, — это то, о чем я мечтала в самых смелых мечтах, но от осознания того, почему они это делают, меня тошнит. В этом нет ничего искреннего, просто двое брутальных мужчин сожалеют о своем решении считать меня куском мяса на столе мясника. Я уверена, что как только их чувство вины исчезнет, исчезнет и их потребность обращаться со мной как с членом королевской семьи.

После того, как я вытираюсь и приоткрываю дверь, пар рассеивается, и я отчетливо вижу незнакомку, смотрящую на меня в зеркало. Это не та девочка, которой я выросла, не та, которая до смерти боялась своего отца и прошла через ад, просто чтобы выжить. Это не та девушка, которая нашла в себе мужество уйти, когда ей едва исполнилось восемнадцать, которая каким-то образом преодолела четыре года дерьма, чтобы, наконец, выйти, с другой стороны, более сильной женщиной. Эта девушка, смотрящая на меня в ответ, незнакомка. Я уже почти не узнаю себя.

Мое тело покрыто большим количеством порезов и синяков, чем у меня когда-либо было в жизни. Больше, чем я когда-либо получала от своего отца за все восемнадцать лет ада с ним. У меня глубокие мешки под глазами, щеки начали впадать, и я слишком хорошо вижу свои ключицы сквозь кожу.

Мне нужно вернуться к нормальной жизни. Мне нужно обрести свободу, счастье и здоровье, а это не место для исцеления, особенно с тремя задумчивыми ублюдками, которые могут наброситься на тебя в мгновение ока. Не говоря уже об их отце, который любит выставлять бесчисленное количество охранников на территории, чтобы они нападали при первых признаках движения.

Гребаный Джованни. Ненавижу этого парня. Он кусок дерьма, хотя ад, через который он заставил меня пройти, совсем не похож на тот ад, который он обрушивал на своих сыновей на протяжении всей жизни.

Черт, мне снова становится жаль этих ублюдков. Я должна перестать думать о них как о сломленных душах или как о жертвах в их огромном замке. Они монстры; даже Маркус — прямой результат того, что создал их отец. С ними нельзя играть, им нельзя доверять, и уж точно, черт возьми, их нельзя любить.

Высушив волосы полотенцем и наблюдая, как они влажными волнами падают мне на спину, я бросаю полотенце в корзину и беру свой великолепный шелковый халат цвета шампанского с бортика огромной ванны. Продев руки в рукава, я удовлетворенно вздыхаю. У меня никогда раньше не было халата, особенно такого роскошного. Это самая мягкая вещь, которую я когда-либо носила, и я не собираюсь лгать, поскольку мое тело все еще сильно болит, это единственный предмет одежды, который я смогла надеть за последние два дня, но я его просто ненавижу. У меня есть этот необыкновенный дар только благодаря тому, что парни сделали со мной.

Повсюду появляются дурацкие подарки. Дорогие духи в гостиной, бриллиантовый браслет на прикроватном столике, ожерелье в подарочной коробке в столовой. Это становится безумием, но я не дура. Мне нравятся блестящие вещи, и чем дольше я буду держать рот на замке по этому поводу, тем дольше будут поступать подарки. На данный момент было получено по меньшей мере шести подарков, и это всегда что-то маленькое, профессионально завернутое с прикрепленной запиской. Ни в одной из записок не указано, от кого это, но я предполагаю, что от Леви. Роман слишком упрям для такого дерьма.

Взяв две длинные части кушака, болтающиеся у меня по бокам, я завязываю свободный узел на талии, осторожно, чтобы не затянуть туго ни на одной из своих травм. Мой пристальный взгляд скользит по моему отражению в зеркале, и, чувствуя себя более женственной, чем за последние недели, я поворачиваюсь и выхожу из своей ванной.

Становится поздно, и у меня приглушен свет, поэтому я не замечаю Романа, маячащего в углу, пока не становится слишком поздно. Мое сердце начинает биться быстрее, выпрыгивая прямо из моей гребаной груди, когда все мое тело вздрагивает и немедленно замирает.

От легкого вздрагивания мягкий шелк соскальзывает с моего плеча и широко раскрывается, обнажая изгиб моей груди и заставляя меня с тревогой хвататься за материал, прежде чем он упадет еще ниже, и вся моя грудь вываливается наружу. Только все остальное не имеет значения, когда я смотрю на Романа, окутанного тьмой. Он нерешительно делает шаг ко мне, и я ахаю, когда лезвие, крепко зажатое в его умелой руке, блеснуло в мягком лунном свете, льющемся через мое окно.

— Что ты делаешь? — Я поспешно отступаю на шаг и крепче вцепляясь в халат, мое горло все еще хрипит и болит от бесконечных криков, которые я издавала в течение последних нескольких дней.

Роман поднимает руку, растопырив пальцы в знак невинности, прижимая рукоятку ножа к ладони силой только большого пальца.

— Я не собираюсь причинять тебе боль.

Я не прекращаю пятиться, пока моя спина не упирается в стену спальни, и только тогда Роман останавливается, давая мне немного пространства. Я смотрю в сторону двери, которая на данный момент на несколько миль ближе к Роману. Если мне придется бежать, я никогда не добегу.

— Не надо, — бормочет он, так легко читая мои мысли, хотя он был в подобных ситуациях больше раз, чем я могу сосчитать, он знал бы каждый тип реакции, который только может быть, и знал бы, как перехитрить каждую из них. — Я же сказал тебе, я не собираюсь причинять тебе боль.

Я усмехаюсь.

— Прости, если у меня небольшие проблемы с доверием к тебе.