Ничто не выдавало, что за столиком сидит не человек. Что он не дышит, ему не нужно есть и спать, как любому живому существу. Мысль о том, что эти продукты, которые они закупили в Данбери, были частью дьявольского плана убийства, кажется мне совершенно фантастической и необоснованной. И все же я снова и снова возвращаюсь к этой мысли.

Я знаю его внешность не хуже, чем свою собственную. Пожалуй, даже лучше. Я знаю его рост и вес, его возраст, цвет глаз и волос и количество зубов. Мне известна каждая деталь его одежды. Мне кажется, что я знаю всю его подноготную, как будто мы с ним росли в соседних квартирах. Знаю, каким голосом он говорит. Мне известны его привычки. Но я не знаю, откуда он явился, и не знаю его имени.

Мои глаза никогда не видели его. Но я чувствую уверенность, что увижу его раньше, чем наступит рассвет, Я ясно чувствую, что он где-то рядом. Это единственное, что я знаю наверняка. Но мне непонятно, как я узнал об этом. А само по себе это холодное чувство не поможет мне его увидеть. Я должен его разыскать…

Впервые они увидели Штопора на дороге сразу за Данбери. Он стоял на обочине, подняв большой палец и показывая, что ему ехать в ту же сторону. Это был первый момент — насколько я могу судить, тот самый первый момент, когда он стал видимым. Когда он появился на сцене. Первый момент, когда до него можно было дотронуться.

Это был человек лет сорока пяти, ростом около пяти футов И трех дюймов. Его грязное, покрытое шрамами лицо до самых глаз заросло давно небритой щетиной.

Нос у него непримечательный — маленький и довольно ровный. В длинных косматых волосах пробивается седина, напоминающая Полоски кисточки для бритья из барсучьего меха. На затылке И вокруг ушей волосы неровно подстрижены, как будто чья-то неумелая рука кромсала его шевелюру тупыми ножницами. Мочка левого уха оторвана или откушена. Из-за этого лицо, если посмотреть спереди, выглядит перекошенным. Первый взгляд на него озадачивает и смущает, пока человек не осознает, чего именно не хватает в его лице. Улыбаясь, он показывает редкие острые зубы.

На голове у него старая потертая голубая шляпа. Поля ее Вырезаны, зубцами по всему кругу. На нем грязная спортивная куртка в черно-белую клетку, сшитая из дешевого материала, С протертыми локтями и оторванными пуговицами. Похоже, что ома досталась ему от какой-то жадной хозяйки, которая прежде, чем отдать, срезала все пуговицы.

Зеленая рубашка с оторванными верхними пуговицами выгорела и почти потеряла цвет.

На шее болтается дешевый галстук кричащей красно-зеленой расцветки. Узел его висит на уровне второй пуговицы рубашки. Это единственная деталь его туалета, которая кажется новой и чистой. Тяжелые брюки из грубой материи слишком широки для талии Штопора, и он собрал их складками под черным ремнем с поломанной пряжкой. Штанины его чересчур длинны, и при ходьбе колышутся, как меха аккордеона, из-за чего силуэт нижней половины тела кажется каким-то расплывчатым, словно у человека два штопора вместо ног.

По внешнему виду его можно было с таким же успехом назвать Красноглазым, или Рваное Ухо, или Острозубым. Но лейтенант Розенблат решил назвать его Штопорные Ноги, или просто Штопор. Это условная кличка, пока мы не узнаем его настоящего имени.

Закатное солнце было за спиной Штопора. В руке он держал какой-то маленький серый предмет, который они разглядели только когда подъехали вплотную. Больше у него ничего с собой не было — ни сумки, ни узла.

Впереди на обочине стоял маленький человек. Когда машина подъехала поближе, он, ухмыляясь, поднял вверх большой палец. Занавес поднялся. Штопор начал свой короткий, но страшный спектакль.

Я представляю, как по залитому вечерним солнцем шоссе Элинор и Инис Сент-Эрм едут между зелеными летними лугами и поросшими лесом холмами. Они едут навстречу своей свадьбе, медовому месяцу и бесконечному счастью в сверкающем хромом дымчато-сером автомобиле с красными кожаными чехлами на сиденьях, с белыми боковинами покрышек и открытым верхом.

Я вижу их, богатых и беззаботных, сияющих, как бабочки под летним солнцем. Я вижу, как развеваются темные каштановые волосы Элинор. Подбородок ее гордо поднят. Она всматривается в дорогу через очки в голубой оправе, которые всегда надевает, когда садится за руль. Ее белый летний жакет распахнут, ветер играет воротничком синего платья. На левой руке, сжимающей руль, сверкает в лучах солнца кольцо с изумрудом — последний подарок Сент-Эрма. Рядом сидит Сент-Эрм с белозубой улыбкой на загорелом лице. Голова его упрямо наклонилась навстречу ветру, правой рукой Инис прижимает к голове широкополую панаму, сшитую из отличной ткани. Его левая рука свободно лежит на спинке сиденья за спиной Элинор. Запястье плотно облегает обшлаг белой шелковой рубашки, схваченной золотой запонкой. На руке массивное золотое кольцо — резное кольцо работы древних флорентийских мастеров.

Хотя нет. Кольцо времен Борджиа Сент-Эрм, конечно, всегда носил на правой руке. Это кольцо было на руке, которой он придерживал панаму. Это единственная вещь, которую не удалось найти. Но правая рука у него определенно была. На этой руке он носил свое кольцо. Ею он прижимал к голове шляпу.

Вот так, по-моему, они выглядели, когда подъехали. Именно эту картину должен был увидеть Штопор, стоя у обочины шоссе.

Ехали они медленно, наслаждаясь ветром и солнцем и любуясь протянувшейся вдоль дороги цепью холмов. До приезда в Вермонт им предстояло убить еще уйму времени. Бетонная автострада была прямой и широкой. Значит, фигуру на обочине они видели издалека, за несколько минут до встречи. Если они заметили Штопора за милю, значит они видели его больше двух минут. Если они впервые обратили на него внимание на расстоянии полмили, то все-таки у них было больше минуты, чтобы разглядеть его. Но никому из них не пришло в голову развернуться и побыстрее уехать.

Конечно, рассмотреть его как следует они не могли бы и с самого близкого расстояния. Элинор не всё увидела, даже когда они уже затормозили перед ним и Штопор садился в машину. Эти черты она подсознательно уловила позже, когда поглядывала на бродягу, развалившегося на заднем сиденье, в зеркало заднего вида. Девушка осознала это, когда в ужасе, затаив дыхание, пряталась от него в кустах у темных вод озера Мертвого Жениха. А Сент-Эрм, с его слабым зрением, так никогда и не разглядел Штопора как следует.

Но у них обоих было, во всяком случае,