Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варю кофе. Растворяю в нем несколько таблеток снотворного. Только несколько, если выпью все, меня стошнит, и я потеряю шанс на последнюю встречу. Встречу со смертью.
Последние переживания тонут в бездонной черноте моего сердца, такой же непроглядной, как чернота дымящегося в чашке горького напитка.
Как хорошо, что последнее ощущение в моей жизни — приятный аромат черного кофе. Как я рада, что перед смертью вдыхаю именно этот тонкий аромат, а не парализующий запах собственной крови, не назойливый больнично-лекарственный дух, не ужасную вонь сточной канавы.
Смерть! Скоро я увижу твой умиротворенный, тысячелетиями неменяющийся лик. Покой и вечность. Скоро я разделю их с тобой. Я беру призрачно белеющую чашку обеими руками. На мгновение закрываю глаза.
Мама, прости меня, я не могу больше…
Встаю с чашкой в руках, пересекаю кухню и выливаю кофе в раковину. Потому что не могу предать единственно ценное, единственно святое, что есть в этом мире — любовь.
Ноябрь 2005
Прощание
Опустела без тебя Земля.
Как мне несколько часов прожить?
Гребенников С., Добронравов Н. "Нежность"
Вы когда-нибудь замечали, как люди прощаются? Тяжело ли вам расставаться или вы не находите ничего особенного в ритуале прощания? Прощание — это не больше чем ритуал или условность, причем никто не обучает нас ему. Никто не учит нас, как надо прощаться, разве что родители твердят маленькому ребенку: "Помаши тёте ручкой!"
Я ненавижу прощаться. По мне лучше бы вообще этого не делать. Вот англичане поступают мудро. В Британии люди уходят, не привлекая всеобщего внимания, они не произносят: "До свидания" требовательным тоном. Если человек собрался уйти, никто не допытывается до него, куда он пошел. Никто не просит у него навязчиво: "Ну, посиди ещё немного". Если человек собрался уйти, зачем его удерживать? Ему так нужно. Это его выбор, его решение.
Но одно дело, когда вы прощаетесь, уходя из гостей, другое — когда уезжаете надолго, а может быть навсегда, ведь никто не знает, что с вами случится завтра. Или когда вы уходите из чьей-то жизни, или когда кто-то уходит из вашей, безвозвратно. И каждый раз вы прощаетесь. Ритуал остается тот же, он обязателен. Но всегда прощание происходит по-разному. В чем тогда различие? В ваших чувствах. В том, как вы их проявляете. Люди всегда проявляют чувства по-разному. Оттого и прощаются они тоже всегда по-разному.
Кто-то думает, что он разгадал секрет, как это делается. Эти люди всегда прощаются легко и как будто даже с осознанием собственной правоты. Они всегда знают, что сказать, или думают, что знают. Они выучили наизусть свою роль. Они повторяют одну и ту же фразу во всех случаях жизни. Например: "Позвони, когда доберешься". Иногда становится интересно, станут ли они также уверенно применять ее, провожая родственника в последний путь. Вот так, с осознанием собственной правоты наклонятся над гробом и отчетливо произнесут под аккомпанемент трещания погребальных свечей: "Позвони мне, когда доберешься".
Другие будто стесняются сказать самую последнюю и, должно быть, самую трудную для них фразу. Они не любят условностей, они терпеть не могут церемонности. Их угнетает приближение того неотвратимого момента, когда необходимо сказать "до свидания", и обычно это выходит у них как-то скомкано и даже неловко. Будто они признались в чем-то очень стыдном. Уходя, они всегда через плечо кидают как бы невзначай: "ну, бывай" или "до скорого" и шагают стремительно прочь.
Кто-то с достоинством пожимает руку, отворачивается и молча уходит, никогда не оборачиваясь. Другие долго смотрят вслед тому, с кем только что простились.
Прощание происходит уже совсем по-другому, когда стоишь у взлетной полосы или на шумном перроне, или даже у подоконника в родном институте, и ты знаешь, что от этих тяжелых слов, которые ты собираешься сейчас произнести, зависит очень многое.
Кто-то, прощаясь, очаровательно улыбается и кивает. И этого человека хочется увидеть ещё уже только для того, чтобы снова посмотреть, как он будет прощаться, чтобы согреться от его улыбки, как от последних лучей оседающего за горизонт солнца. Конечно, в это время он никогда не думает, что прощается надолго, он и сам светится ожиданием следующей встречи.
В таком прощании всегда чувствуется оптимизм.
В момент прощания люди ведут себя по-другому, не так, как обычно. Я имею в виду тот случай, когда прощаются не со случайными знакомыми. По-настоящему людей узнаешь, только когда с ними расстаешься.
Когда прощаешься с близкими и на секунду предположить не можешь вероятность того, что ваша встреча не состоится. Даже приехав в больницу и увидев бледную ссохшуюся мумию вместо родного человека. Ту, которая когда-то тебе улыбалась, и ее глаза светились нежностью и теплотой. А теперь остался холод рук, кровоподтек на правой кисти, открытый обметанный рот и расширенные от боли зрачки. Пытаешься сдержать слезы и говорить уверенно и мягко. Оказывается, чем сильнее стараешься, тем хуже у тебя получается. А вокруг таращатся больные со своим нездоровым любопытством. Они ждут спектакля, они жаждут драмы, слез, возвышенных слов, душещипательной музыки и трагического финала. Они замерли в ожидании.
В тишине светлой комнаты вибрирует воздух:
"Не бойся говорить о своих чувствах, говори сразу, потом может быть поздно".
Ты говоришь самое главное: "Я люблю тебя". И произнося эти слова, пытаешься задушить подступившие слезы, в то время как они душат тебя, сжав горло. И в это время видишь, как зрачки ее расширяются еще больше и тебе хочется верить, что это ответ на неловкие хриплые слова, а не очередной болевой спазм. А еще добавляешь, что ждешь домой. Но порог твоего дома ей уже не суждено перешагнуть.
Я ехала обратно, и мне подумалось, что этот солнечный осенний день, полный света и красок, чужого света и чужих красок, запомнится надолго. "Вот и все". Теперь надежды уже не было, я знала, что это конец.
"Я люблю тебя…"
Я сказала не все. Не успела. За окном маршрутки проплыла стена из белого кирпича и низко свесившиеся ярко-желтые, почти лимонного цвета, листья березы.
Подъезжая к дому, я уже знала, что бабушка умерла. Я просто знала это.
А потом началась круговерть, суматоха, возня, формальности. Но время тянулось очень медленно. Так медленно, что
