— Ты вроде как собирался уходить, — шепчет она. — Это Пит.

— Он старше, чем я думал. Уже не младенец, — шепчет Марч в ответ.

— Нет. Родился ровно через девять месяцев после твоего отъезда. Здорово на тебя похож, да? Впрочем, может, скорее на дедушку. Геп уверен, что отец он. Говорит, у ребенка его уши, что верно, вот только у Юны тоже такие уши. Удобное это дело — спать с двумя братьями. Или неудобное, смотря как поглядеть. — Вера продолжает разглядывать фотографию, на губах почти пробивается улыбка.

— А ты как думаешь, кто его отец? — Марча так неудержимо тянет присесть, что он подтягивается на ближайшую столешницу. Холодный чай выплескивается ему на спину из кувшина, который он притиснул к стене.

— Мне без разницы. — Вера поворачивается к нему, снова глядит сурово. — Если вырастет буйным и вспыльчивым, значит, в тебя, а может, в меня. Если славным — наверное, из-за того, что много времени провел с Гепом. Все варианты возможны.

— Мне пора, — говорит Марч, но не трогается с места. Даже пока он сидит, комната слегка покачивается перед глазами.

Вера похлопывает его по коленке, едва ли не сочувственно.

— Если в тебе вдруг проснулись добрые побуждения, считай, что ты меня разочаровал. Человек должен оставаться самим собой — таким, каким я его привыкла считать.

Она морщится, будто отведав чего-то кислого. Небо снаружи затянуло, в комнате темнеет. Вера подходит к окну над раковиной, открывает его, втягивает воздух. Кухню заполняет запах подступающего дождя.

Вера смотрит Марчу в лицо, прислонившись задом к раковине. А потом развязывает пояс халата, полы расходятся. Взору является полоска ее плоти сантиметров в пять шириной, от ложбинки между грудями до пояска трусов. Марч хватается за край столешницы и судорожно выдыхает. Мальчик в соседней комнате, сущность собственного отцовства — все это так огромно, что разом не вместить в мысли.

— Брак мой не выстоит. Самое смешное, до меня дошло только на этой неделе. И тут ты — как знак, что наконец-то я разглядела правду.

— Вера, я хочу остаться в Олимпе.

— Так оставайся. — Вера подходит к нему, халат с каждым шагом распахивается все шире и шире, а потом падает к ее ногам. Она клонится к коленям Марча, пока они не раздвигаются и она не оказывается между ними. — Я и слова не скажу.

Снаружи — вспышка молнии. Марч считает про себя: один, два, три. Вера подается вперед, грудью почти — но не совсем — касаясь его груди — четыре, пять, шесть. Его руки у нее на ягодицах.

— И где теперь твои добрые намерения? — интересуется она.

— С тобою рядом сразу пропадают.

— Они у тебя с любой рядом пропадают. — Она встает на цыпочки, прижимается к его груди, и он не видит перед собой ничего, кроме ее голубых глаз — семь, восемь, девять. Марч чувствует, как дребезжат настенные шкафы у него за спиной — наконец-то прозвучал раскат грома. Как ему хочется, чтобы она улыбнулась, а еще он уверен, что под ее бесстрастным выражением спрятана безысходность. Но даже это не в состоянии его отвлечь: он сползает со столешницы, обвивает рукой ее талию, приподнимает Веру для поцелуя.

О ТОМ, ЧТО ЗАСТАВИЛО МАРЧА УЙТИ В ИЗГНАНИЕ

Тотчас же он незаметные медные цепи, сети и петли, — чтоб их обманутый взор не увидел, — выковал.

Овидий

Декабрь, два с половиной года тому назад. Марч шел вдоль городского парка Олимпа. Солнце уже час как село, короткий декабрьский день полностью выдохся сразу после пяти. Парк занимал обширный участок, его высоким заслоном окаймляли могучие дубы, усеянные белыми огоньками, будто тысячи светлячков опустились на их ветки.

Рождественский парад «Фантазия света» должен был начаться через час, вдоль дороги толпились семьи. Сегодня, в отличие от летних парадов, почти никто не принес шезлонги. Матери надели на отпрысков варежки и наливали горячий шоколад. Пришел мощный холодный фронт, температура понизилась почти до нуля, дети размечтались о снеге, вот только снегопадов в Олимпе не бывало никогда.

Марч отыскал свое семейство. Геп, прислонившись к дубу, разговаривал с родителями. Вера стояла с ним рядом и слушала Арти. Ее светлые волосы сияли в свете белых лампочек, опоясывавших деревья. Подойдя, Марч сосредоточил взгляд на Гепе, чтобы не разглядывать Веру. Угрызения совести, которые нарастали в нем с самого начала их романа, превращало все, кроме самой Веры, в какое-то уродство. Даже Гепа с его крючковатым носом и обрубленным подбородком, с лишним десятком килограммов, застрявших на поясе с подростковых времен. Но если брат казался ему уродом снаружи, сам он явно был чудищем внутри. Геп его любил. Геп никогда бы не предал брата так, как Марч предал Гепа.

Все это — каким словом ни назови — у них с Верой началось меньше месяца назад, на День благодарения. Приехала — в первый раз за два года — Тея с семьей, сделав праздники то ли сумбурнее, то ли веселее обычного, смотря у кого спросить. Арахисового масла, купленного отцом, не хватало, чтобы зажарить индейку, и Марч вызвался съездить в пригород Хьюстона, отыскать там работающий продуктовый магазин и докупить еще. Натолкнулся на Веру, втиснувшуюся между его фургоном и Геповым эвакуатором. Увидев его, она утерла глаза и без единого слова зашагала прочь. Спрашивать, что случилось, было вроде навязчиво, но полагалось вроде ей что-то предложить. Вот он и спросил, не хочет ли она ненадолго свинтить от остальных Бриско.

Марч привык к тому, что в семействе он не в любимчиках. Вот только со временем, за долгие годы знакомства, он осознал, что Вера ему как раз симпатизирует. Разумеется, она не предпочитала его Гепу, но было совершенно очевидно, что из всей прочей родни она по собственному почину заводит разговор только с Марчем.

Они поехали на восток, всю дорогу до магазина Вера молчала, а Марч стеснялся спросить, что произошло. В магазине она бродила следом за ним между полками, пока он не отыскал масло и не развернулся так резко, что она в него врезалась. Чтобы не упасть, Вера ухватилась за его рубашку, а Марч, совершенно неосознанно, обхватил ее руками, чтобы удержать. Попытался отойти на шаг, потому что раньше не видел от нее ничего, кроме скованного объятия, но она вцепилась в него, притянула обратно, а потом подняла руку, заставив его опустить голову.

Поцелуй был недолог. Вера отстранилась, а когда он расплатился и обнаружил ее у входа в магазин, сделала вид, что ничего не случилось. По дороге обратно они молчали. Марч надеялся, что, если ни о чем не