упоминать, легче будет все забыть. А если вытеснить из мыслей, то и не повторится. То же самое он сказал себе и на следующий день, когда Вера появилась на пороге его дома. Все думал: оно скоро закончится, твердил себе, что Гэп ничего не узнает, потому что Вера не хочет, чтобы он узнал, Вера в состоянии разрулить любую ситуацию. Вот только с каждым разом все тяжелее становилось смотреть на брата и делать вид, что все нормально, делать вид, что Вера для него просто невестка.

Он подошел к родным, первой заговорила мать.

— Вот уж кого не ждала на параде.

— Я люблю Рождество, — ответил Марч. — А трактора в мигающих лампочках — это самое настоящее Рождество.

— Круче только Санта и снеговик на внедорожниках, — заметила Вера. Улыбнулась, глядя в сторону Марча, но не встречаясь с ним взглядом.

— Хочешь посмотреть мою скульптуру? Выставил как рекламу нашей мастерской, — предложил Геп.

Марч кивнул и сам не понял, обрадовался он или разнервничался, когда Геп взял жену за руку и повел за собой.

Изнутри парк заполонили рождественские фигурки, установленные на средства местных бизнесменов: пластмассовые северные олени между двухметровыми конфетами, вертеп с настоящими овцами, из громкоговорителей орала «Мы, три волхва». Вера шла по другую сторону от Гепа, и поскольку на ней было не сосредоточиться, Марч почувствовал, что от звуков и красок у него начинает плыть голова. А потом наконец увидел поделку Гепа. Из тонких листов алюминия брат сварил ангела в натуральную величину. Геп встал на колени, включил два фонарика. Свет отразился от крыльев, непостижимым образом усилившись. Ощущения Марча были сродни экстазу.

— Мой металлический двойник, — сказала Вера. — Красота без единого внутреннего недостатка, поскольку внутри у нее пусто. — Она постучала по статуэтке, подняла глаза к ее лицу.

Геп что-то говорил Вере, но Марч отвлекся и ничего не слышал. Было ощущение, будто ее скулы и нос окунули в горячий металл. Он подумал: а может, чувство, которое ему показалось экстазом, было всего лишь сексуальным влечением к неодушевленному предмету. Он как раз собирался сказать брату, как ему понравилось, но тут Вера повернулась к нему и заговорила о сложности процесса. Измена изменой, но Марч видел, как Вера гордится талантами мужа. На миг у него мелькнуло чувство, что он лишь декорация в сцене из их семейной жизни, этакий вырезанный из фанеры осел в яслях. Но Вера была слишком близко, он утратил самоощущение. Думал лишь об одном: насколько живая кожа прекраснее любого произведения искусства.

А Геп увидел вот что: жена смотрит на его брата так, как не смотрела на него уже много недель. Он знал, что в День благодарения допустил какую-то оплошность, обидел ее, хотя Вера постоянно твердила, что все в порядке. Но она носила в себе гнев, окаймленный смущением, и улетучивался он только при появлении Марча. У Гепа скрутило желудок, будто кто-то скреб по нему ложкой изнутри. Он нагнулся, чтобы включить второй комплект фонариков. С этого ракурса ему стало видно, что Вера просунула указательный палец в петлю для ремня у Марча на джинсах. Брата трогает, а его нет. Как будто они принадлежат ей оба, она имеет право на обоих — на их достоинство, их прошлое, их привязанность друг к другу. От этого в нем всколыхнулся гнев, какого он доселе не испытывал. Он сам не понимал, зачем ему это зрительное подтверждение того, в чем он и так был уверен. Может, потому что сердцем, если не умом он все еще не мог принять того, что Вера спит с его братом. Что брат смеет спать с его женой.

— Видите вон тот пряничный домик? — спросил он, вставая.

Марч с Верой повернулись к домику: стены из дерева, выкрашенного в сдобный коричневый цвет, толстый слой бежевой глазури из герметика с прожилками из красной лакрицы — палочки сочленены так ловко, что можно поклясться: это один шестиметровый шнурок. В окне — мозаика из драже, наружу торчат огромные разноцветные леденцы.

— Мужик, который это соорудил, трудился и днем, и ночью. Даже раскладушку внутри поставил, чтобы было где подремать. Во чокнутый, да?

На самом деле Геп вовсе не считал мужика чокнутым. И металлическая статуя, и пряничный домик размером с амбар — все это произведения искусства. Воплощенные представления человека о красоте, пусть даже не все сочтут результат красивым. Овеществленные. Наверное, Геп решил для себя, что вещь столь мерзостная, как измена жены, никак не может подтвердиться в столь оптимистичном месте, сейчас этот домик развеет всю эту ревнивую чушь, которая его одолевает. А может, он сознавал, что лишь подобное место способно в конце концов явить ему правду.

Геп извинился: нужно пойти посмотреть, как там их машина, участвующая в параде, и оставил их рядом с ангелом. Через десять минут вернулся к родне, Марча с Верой там не увидел. На автопилоте предложил перейти на другую сторону парка — оттуда парад будет лучше видно. Остановился вместе со всеми перед ангелом, получил от родных еще порцию комплиментов, а потом указал на пряничный домик со всеми его замысловатыми финтифлюшками.

— А что это там за шум? — поинтересовалась Арти.

Казалось, что кто-то отламывает куски от крыши домика, чтобы их съесть.

Геп, не чуя под собою ног, подошел ближе, открыл дверь.

Впоследствии, когда они с Верой сошлись снова, ему очень хотелось развидеть эту сцену, замазать краской или хотя бы расфокусировать. Но она постоянно стояла перед глазами во всей своей отчетливости, готовности всплыть в памяти: волосы жены, соскользнувшие с края раскладушки, голова приподнята навстречу губам брата, ладони сцеплены у него за спиной. Вот бы ему хватило самообладания отвернуться, как хватило родителям и Арти. Но он стоял и смотрел, чувствуя, как сердце плющится под собственной тяжестью.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Тучи все мрачнее, свет тускнеет, но Арти не думает про погоду. Думает она про сома. В записке Арло она написала: «Пошла на рыбалку», вернуться нужно с уловом. Она снова закидывает удочку, слышит, как на дороге Райан запускает двигатель. Пять минут назад он поцеловал ее на прощание — избежал, умница, подступающего ливня, не стал, умница, звать ее за собой.

Рокочет гром — похоже, Райан был прав. Порывы ветра все сильнее. Арти уже решает сворачиваться, но тут клюет. Леска разматывается — рыба, заглотнувшая крючок, уходит на дно реки. Арти сматывает леску, за несколько секунд дождь из угрозы превращается в стену воды. Арти быстро вытаскивает плоскоголового сома, но волосы успевают прилипнуть к лицу, струи проникают сквозь рубашку на кожу.