Автору важно, чтобы его слова толковались читателем именно так, как он сам их толкует. Умение написать однозначный текст, так что все неуловимые значения, нюансы и смыслы, воспроизвелись бы в читательском сознании буква в букву – отличительная черта писателя-профессионала. Муки творчества – это и есть напряженный поиск самого точного слова. Искания осложняются тем, что в живом языке имеется чрезвычайно много синонимов, оттенки которых, едва уловимы сознанием. Зато на подсознательном уровне разница считывается моментально. Ничего не подозревающий автор пишет, как ему кажется, однозначно и конкретно, и вдруг оказывается, что текст транслирует совершенно не ту информацию, какую он в него вкладывал.

В «Белых одеждах» Дудинцева герой Вонлярлярский замечает: «Конечно, такая полемика мало помогает выяснению истины». Заменим слово «истина» синонимом «правда». Тем более, что в романе оно встречается неоднократно, намного чаще, чем «истина»: «Опять моя правда заслонила свет хорошему человеку! Неужели повторение!» – размышляет про себя Федор Иванович Дежкин. Итак, что же произойдет, если «истину» заменить на «правду»? Фраза приобретет совершенно иной смысл. У слова «истина» имеется несколько значений, в том числе истина – это «верное отражение объективной действительности в сознании человека» – объективная истина, относительная истина; а еще «утверждение, суждение, проверенное практикой, опытом» – избитая истина, прописная истина. Говоря о «выяснении истины» Вонлярлярский подразумевает истину научную, которая объясняет с точки зрения науки объективную реальность.

«Истина» и «правда» – синонимы, уловить смысловое различие в этих и подобных им словам, вывести подтекст на уровень сознания можно только ежедневно обращаясь к творчеству, работая со словарем, практикуя написание текстов с установкой на нахождение максимально точного слова.

Синонимы – важная тема в стилистике. Писатель, овладевший ею, способен творить чудеса. Самыми сложными частями речи в плане синонимии являются местоимения. Без контекста их бывает сложно различить. Смысл слов «кто-то», «кто-нибудь», «кое-кто» можно уточнить только рассматривая их в словосочетании или предложении. «Кто-то из друзей» – означает конкретную личность из круга друзей. «Кто-нибудь из друзей» – говорящему безразлично, кто именно из друзей это будет. «Кое-кто из друзей» – в этом заявлении чувствуется, что говорящий знает, о ком речь, и нарочно не сообщает о нем.

Человек говорящий знает языковые законы и системные связи, благодаря чему в его устной и письменной речи отсутствуют ошибки. Часто неправильно пишут «ровестник». Об умершем иногда говорят «представился» вместо «преставился». Или: «что день гредущий нам готовит?» Такие ошибки возникают от незнания истории языка. Ровесник – это тот, кто «равен веснами», в древности возраст считали по количеству весен; глагол «преставиться» пришел из старославянских языков, где форма «преставити» означала «уничтожить, превратить». «Грядущий» образован от «грясти» – идти, шествовать, подвигаться, близиться, приходить, а не от «грести» веслами. То есть чувство слово вырабатывается, в том числе и в ходе изучения истории языка, этимологии.

Мастер слова умеет в одной фразе передать целую картину или сюжет, создав у читателя определенное настроение. В книге И. Л. Солоневича читаем: «Над небом востока появились первые звезды». Перед внутренним взором читателя возникает ранний вечер и еще светлое небо, в котором видны звезды. Почему именно такая картина? Поставим вместо «над» предлог «на» или «в» – «на небе» или «в небе». И образ тут же станет другим, от раннего вечера не останется и следа. Предлог «над» увеличивает высоту, показывает, что небо не черное, а еще светлое, прозрачное, и сквозь него, над ним уже видны звезды.

А вот еще: «Тьма накрыла город». Казалось бы, в этой фразе никакого образа нет, просто констатация, пусть и в метафорической форме, что на небо нашли тучи. Но на деле при чтении возникает совершенно отчетливая картина. Очевидно, что это не «ночь», а «буря» обрушилась на город. Тучи не «заволокли небо», а именно «накрыли», быстро, стремительно, в одночасье. Читатель понимает, что речь идет о надвигающейся грозе, урагане огромных размеров, который вот-вот налетит на город. Картина в трех словах – это и есть чувство слова.

Рецепт выработки языкового чутья прост: активное аналитическое чтение, написание и редактирование текстов.

Если вам удаются каламбуры, значит вы начинаете постигать чувство слова. Каламбур – языковая игра, при которой у одного слова обнаруживаются разные, в основном омонимические значения. Умение составлять каламбуры, угадывать полисемию в обыденной речи – важный писательский навык. И приятное творческое времяпрепровождение.

Иногда каламбур ложится в основу сюжета, как, например, в повести Ю. Тынянова «Подпоручик Киже». Неопытный клерк, переписывая приказ, ошибается и вместо слов «подпоручики же Стивен, Рыбин и Азначеев назначаются» пишет «подпоручик Киже». Искусственно созданный поручик затем начинает жить своей жизнью, его ссылают в Сибирь, прощают, возводят в генеральский чин и дарят поместьями.

Но чаще всего каламбур используется как художественное средство для описаний и сцен. В романе А. К. Толстого «Князь Серебряный» читаем: «Верстах в трех от Слободы стояла на заставе воинская стража и останавливала проезжих, спрашивая каждого: кто он и зачем едет в неволю? Этим прозванием народ, в насмешку, заменил слово «слобода», значившее в прежнее время свободу».

Комментирование художественного текста – еще один путь к развитию языкового чутья. Анализируя текст с точки зрения словесного выражения, а не с точки зрения идеи, конфликта и персонажей, мы проникаем в творческую лабораторию писателя, на конкретных примерах видим, как происходит отбор слов и конструирование художественного образа.

«…платья

Бального пустая пена

В пыльном зеркале», – строчки из стихотворения Цветаевой «Психея» (март 1920). В семи словах – целая лирическая картина. Чтобы понять смысл, заключенный в ней, помимо лингвостилистического анализа всего стихотворения (вспомните школьные уроки литературы), можно попробовать трансформировать текст и проверить, сохранится ли его глубина. Например, так: «платья бального густая пена в пыльном зеркале». Замена слова с негативной коннотацией на позитивную меняет авторский посыл полностью: прекрасное бальное платье забыто, искусство забыто, оставлено, проглочено пылью зеркала. Однако, те, кто прочел стихотворение целиком знают, что Цветаева противопоставляет легкомысленную Психею и влюбленного поэта. Кроме того «пустая пена» усиливает строчку, где Психея беспокоится:

«Не прожег ли ей перчатку

Пылкий поцелуй арапа?»

Пушкин очарован, пленен Психеей, покорный, следует за ней по пятам. Цветаева же не скрывает раздражения, потому что знает: за легкостью, плавностью Психеи нет ничего, это создание не способно к подлинному чувству, она – приведение, бабочка ночная. Настоящая Психея-душа – глупая кокетка, пустое место, холодная осевшая пена. Стихотворение густо насыщено словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами (ручки, башмачки, ступеньки, лапки), они должны добавить изящества и нежности образу, однако эффект обратный. Цветаева намеренно сюсюкает, переслащивает поэтическую речь, делает ее ироничной,