– Я рад, – нехотя обронил он. – Однако нужно прекратить слухи. На свадьбу Гастона в будущую субботу наденьте колье с подвесками.

– Все будет по воле Вашего Величества, – произнесла королева все тем же ровным тоном.

Людовик повернулся и направился к двери. У порога обернулся и добавил:

– Что до вашего мушкетера, он убил графиню, а значит, лишится головы. И это тоже моя воля.

Дверь за королем закрылась. Констанция, ожидавшая этой минуты, бросилась к королеве, а та, теряя сознание, выпустила из рук ларчик и опустилась в кресло. Упав на ковер, он раскрылся…

И был пуст.

На Гревской площади, всего через несколько улиц от дворца, рабочие возводили эшафот. Сколачивали помост, на который водрузят плаху, мастерили лестницу. Из окна кабинета Ришелье Миледи, держа в руках длинный чубук трубки, внимательно следила за работой. Похоже, это зрелище – и близкая смертная казнь – ее радовали.

– Вы отправитесь в Англию сегодня же вечером, – говорил кардинал, быстро водя пером по бумаге. – Будьте на первом же балу, который даст герцог. Он непременно наденет колье с подвесками. Заполучите его.

– Никого так не охраняют в Англии, как герцога Бекингема, – заметила Миледи. – К нему будет трудно приблизиться.

– Вы хотите сказать, что придется вам очень дорого заплатить?

Он запечатал написанное письмо и протянул молодой женщине.

– Загляните к моему казначею и получите деньги. И получите столько же, если вернетесь до свадьбы Гастона в субботу. С подвесками, разумеется.

Миледи не пошевельнулась. Кардинал подошел и встал рядом с ней у окна.

– Король не помиловал своего мушкетера, – тихо проговорила она.

– Короля заботит собственная судьба больше, чем судьба его слуг, – ответил кардинал. – Меня тоже. Постарайтесь не огорчить меня.

– А меня огорчает, что не увижу казни, – проговорила Миледи.

В голосе таилась ненависть, словно у нее к осужденному личный счет.

Ришелье позволил себе улыбнуться.

– Привезите мне колье с подвесками – и полюбуетесь казнью королевы.

Глава XI

Портос, испуская яростные вопли, ударял кулаком в дверь, с трудом сдерживаясь, чтобы не размолотить ее ногами. Д’Артаньян, сгорбившись, сидел на скамье.

– Конец света, – сказал Арамис со слезами на глазах. – Атос невиновен, но его казнят, и мы ничего не смогли поделать!

Настал день казни. Капитан де Тревиль собрал мушкетеров во дворе своего особняка. До него дошел слух о волнениях среди них. Он опасался, как бы горячие головы не попытались освободить Атоса силой. Мушкетеры выстроились перед ним, хмуро глядя в землю. Тревиль прошел вдоль рядов, печально посмотрел на молодых людей, а потом обратился ко всем голосом, срывающимся от волнения.

– Невыносимо, чтобы в наше время чистейшая жизнь и неподкупная добродетель не защитили человека, избавив от позора и гибели. Однако мы солдаты, и наш долг – повиновение. У нас нет права судить вместо короля, мы не можем не подчиниться его воле. Я полагаюсь на вас. Все за одного…

– Один за всех! – мрачным хором откликнулись мушкетеры.

Капитан подал знак рукой и отпустил всех, кроме Арамиса, Портоса и д’Артаньяна: их подозвал к себе. Они подошли, и Тревиль протянул им запечатанное письмо.

– Я получил возможность навестить Атоса в тюрьме. Это он передал для вас.

Арамис сломал печать и развернул лист бумаги.

«Друзья мои, не грустите. Прекрасный день, чтобы умереть. Я отдал все при жизни, смерть ничего меня не лишит. Арамис, тебе я оставляю четки, которые достались мне по наследству, но я гугенот, они мне не пригодились. А ты, я знаю, найдешь им достойное применение. Портос, ты всегда опаздываешь, тебе оставляю свои часы – пригодятся. Д’Артаньян, с тобой я не успел как следует познакомиться, однако тебе оставляю свою шпагу. Уверен, ты с ней поладишь. Нас было трое мушкетеров благодаря тебе, так оно и будет дальше.

Друзья мои, я ухожу с легким сердцем, с высоко поднятой головой и улыбкой на губах. Выпейте за мое здоровье. Счастливо оставаться. Да здравствует король, да здравствует Франция!»

В тюрьме Атос был спокоен и вел себя смиренно. Когда дверь в камеру открылась, он без возражений последовал за стражниками, которые должны были отвезти его на эшафот. Отрешенно шел он по сумрачным сырым коридорам, молча позволил цирюльнику остричь себе волосы, чтобы обнажить затылок (по волосам клинок мог бы соскользнуть), принял благословение от пастора. На улице его дожидалась карета с решетками на окнах. Он вошел в нее со связанными руками, сел на деревянную скамью, и мрачный экипаж загромыхал по булыжной мостовой. Вот и конец. Атос чувствовал даже что-то вроде облегчения. Избавление от надежд, гнева, страданий.

Вскоре заботы и беды этого мира оставят его. Жаль, конечно, друзей и юного гасконца, который успел завоевать его расположение. Их будет не хватать… Но только до Гревской площади, а это недалеко.

Народ стекался по улицам на площадь, торопясь на казнь. Заметив карету, а за ней строй мушкетеров, словно на параде, горожане крестились. Солдаты с обнаженными головами серьезно, печально и торжественно провожали в последний путь собрата по оружию. Портос и Арамис вспоминали пережитые вместе приключения и веселые пирушки после них. Д’Артаньян сожалел, что мало провел времени с таким замечательным человеком. Карета, продолжая путь, свернула в узкую улочку и скрылась на несколько минут от их взгляда. Они собрались прибавить шагу, чтобы ее догнать…

И вдруг услышали крики.

Атос, очнувшись, поднял голову. Выстрел из мушкета – и сопровождавший его стражник убит. Мушкетер лег на пол, чувствуя, как бьется сердце. Скрип колес. Крики, выстрелы. Он поднялся и направился к дверце.

– Не подходите! – крикнул человек в маске.

Дверцу выломали, неизвестные вытащили из кареты приговоренного к смерти. Ему набросили мешок на голову и поволокли. «Что происходит? Куда меня тащат? На пытки, еще более позорные, чем публичная казнь?» – пронеслось в голове мушкетера.

Удар – и Атос потерял сознание.

Он пришел в себя и почувствовал, что сидит на чем-то жестком. Сквозь мешковину различал свет факелов. Холодно и очень сыро. Откуда-то доносилось пение. Церковное. Он в церкви? Скорее, в каких-то катакомбах.

К нему подошли и сняли мешок с головы. Атос наконец вздохнул полной грудью и увидел перед собой лицо, которое прекрасно знал и никогда уже не надеялся увидеть.

Бенжамен де ля Фер, его родной брат! Темноволосый молодой человек с гладкими щеками и в очках, которые делали его похожим на ученого профессора, а не на воина.

Мушкетер встал, пошатнулся и оказался в объятиях брата.

– Говорил я тебе, что мы встретимся в аду! – пошутил Бенжамен.

Двое мужчин, державшихся в стороне позади Бенжамена, сняли маски. У одного, с всклокоченной бородой, не хватало уха. Второй, высокий и грузный, сверлил Атоса ледяным взглядом.

– Брандикур! Сен-Бланкар! – воскликнул мушкетер. – Никогда не думал, что буду так рад вас видеть!

– Твой брат убедил нас, что ты стоишь того, чтобы тебя освободить, – сказал Сен-Бланкар.

Атос не мог не чувствовать благодарности, но в