лучше сразу отсечь ножом любую надежду и унестись прочь. Что Чонгар и сделал, направив Градьку к краю Горобовки.

Он нёсся по тропке и чувствовал, что расстояние между ним и волчонком растёт. Зверь снова убегал, а след его потихоньку терялся глубоко в чаще. Чонгар ругнулся и в очередной раз проклял себя за слабость. О, треклятое, искалеченное боями тело теперь постоянно нуждалось в отдыхе! Он не мог, как раньше не спать ночами, чтобы поймать дикого зверя или проплясать в корчме с румяной девкой. Да и дорога изводила – хребет скрипел и выл от боли, стоило Чонгару провести в седле целый день. Эх, постарел он, сильно постарел, чародейская сила – и та не помогла, лишь седины и морщин прибавила.

Запах добычи вдарил в нос. Казалось, он подоспеет, но Чонгар уже чувствовал исчезающий след. Градька буйным ветром пробежал мимо большака, свернув к Велешинке. Говорили, там проживала хорошая ведунья, что пряталась в ельнике и приходила на помощь в нужный миг.

Чонгар приблизился к околице и проехал вдоль. Здесь пахло сильнее всего, да и лес не казался непроглядным – так, ели, рыжие колючки под ногами, никаких широких дубов и ветвистых берёзок. Может, удастся нагнать?..

– Не время ещё, – послышался вдали голос.

– Что за морок? – Чонгар прищурился. В глазах полыхнуло колдовское пламя.

Он осмотрелся, ища мавку или весеннюю берегиню, что прилетела пораньше в их края, но никакой нечисти рядом не было – лишь пара лешачат вертелась у куста, но говорили не они.

Чонгар свернул по тропке и заметил старуху, низенькую, слабую на вид. Она приветливо усмехнулась и продолжила вычищать лисью шкуру, сбрасывая на холодную землю грязь и пыль.

– Не время ещё, – повторила она. – А как будет время, добыча твоя сама прыгнет в руки.

– Что же мне, по всем воеводствам за ним бегать? – нахмурился Чонгар.

– Он в Хортец бежит, – хихикнула ведунья. – И ты поезжай туда. По дороге-то всё равно не перехватишь.

– Уж больно много ты знаешь, – фыркнул, но спорить не стал. Если ведунья окажется права, Чонгар окажется в городе одновременно с волчонком, а там уже не обратишься у всех на глазах, да и в лес мигом не убежишь.

Поблагодарив бабку, он развернул коня к большаку. Придётся им с Градькой проехаться по тракту. Зато в Хортеце отдохнут. Всё же крепость была надёжнее деревень. Скорее всего, волчонок спрячется в детинце[17]: затаится в громадном тереме под крылом посадника или знакомых витязей. Там Чонгар его и достанет.

Он мог незаметно прокрасться в любую часть Хортеца и поймать волчонка. Проблема была в другом: как Чонгар уйдёт? Мёртвый или полуживой княжич – большая ноша, проскользнуть тенью назад не получится.

Чонгар гнал Градьку так, что тот вздымал клубы пыли по большаку, а сам думал. Хорошо бы поймать волчонка в пределах посада[18], иначе придётся хитрить и резать руки обрядовым ножом – без сильной ворожбы там не обойтись. Чародейская сила закипала в рёбрах и требовала сотворить что-то злое, но Чонгар умел держать себя в руках.

Он знал, что всякий колдун или чародей расплачивается человечностью. Часть он потерял на войне, а остатки хотел бы сохранить. Уж лучше отдавать кровь и лежать потом в постели несколько дней, чем становиться вторым Кажимером. Этого Чонгар себе не простит.

VI. Оленьи рога

Стоит дуб-вертодуб,

на том дубе-стародубе сидит

птица-веретеница, никто ее не поймает:

ни царь, ни царица, ни красная девица

Загадка[19]1.

– Ты должна бегать в звериной шкуре столько же, сколько в человеческом обличье, – Томаш недобро прищурился.

– Неправда, – отмахнулась Маржана. – Человеческое, родное, всегда важнее.

Он вздохнул и пошёл вперёд. И пусть. Глупо объяснять, что человек должен быть всегда на первом месте, иначе зверь сожрёт его, не оставив даже рогов. Ха! Маржана прикрыла глаза, вспомнив о недавней добыче: когда они бежали сквозь заросли, Томаш учуял оленя и понёсся в сторону. Волколаку не составило труда догнать и убить добычу.

Пока он жадно выпивал кровь и грыз мясо, Маржана стояла в стороне, не зная, как подступиться: ей очень хотелось свежей еды, да и запах дурманил, но что-то мешало, не давало подойти и вгрызться в оленину.

Так и осталась стоять, пока Томаш доедал. В конце концов, они могли бы развести костёр, но пламя привлекло бы чужих – и нечисть, и не только. Теперь Маржана понимала, как волколак оставался незамеченным и свободно путешествовал. Надо было всего-то питаться по-звериному.

– А как же боги? – она пошла вслед за Томашем. – Послушай, мы ведь должны первую еду бросать в костёр или на землю.

– Не мы, – он поправил её. – Люди. Они здесь чужаки.

Маржана хмыкнула. Это была горькая правда: она переродилась в лесу и стала его частью. Она не принадлежала больше миру людей, не могла вернуться домой или спокойно жить в любой другой деревне. Шелест крон будет звать её – и Маржана непременно сорвётся, прибежит в полнолуние или праздник, когда серебристая грань между мирами становится ещё тоньше – и уже не сможет вернуться назад.

Княжичи – дело другое, их боятся, но почитают за власть и силу, а ещё – за покой и летние дожди. Не зря ведь болтали, будто Войцех Добролесский сам отправлялся на полюдье[20] и спрашивал у посадников, всем ли доволен народ.

Маржана догадывалась, что им позволено чуть больше. И Томаш… Он ведь тоже был княжичем, который по неведомым причинам оказался вдалеке и явно не торопился домой. Вот бы спросить, но вряд ли скажет, да и пропасть между ними станет ещё шире.

Маржана даже не понимала, как к нему обращаться: с одной стороны – вроде бы княжич, с другой – волколак, одного рода с ней. Конечно, это не равняло её с Добролесскими.

Хотя Томаш поступил совсем не по-княжески, когда решил принести Маржану в жертву.

– Долго ещё до Хортеца-то? – она осмотрелась: всё те же кустарники и деревья, даже пения вод не слышно.

– Шагом – седмица, бегом – день, – пожал плечами Томаш.

Маржане казалось: врёт. Меньше наверняка, но завтра в любом случае придётся бежать. Хотя странно: она думала, что снимет волчью шкуру возле городских ворот, но Томаш заставил её перекинуться. Наевшись оленины, он расслабился и хотел было вздремнуть немного, как вдруг поблизости послышался волчий вой.

Жаль, она так и не поняла, отчего Томаш так перепугался и мигом перекинулся, став человеком. Как будто бы испугался своих же. Смешно сказать, но мало ли – не зря же ему понадобилась жертва?

Это ещё один вопрос, который Маржана боялась задать Томашу. Это плачевное «Зачем?» грызло её изнутри и временами лишало покоя. Как будто лишил девичьей чести и бросил на другую ночь. Хотя с самого начала ничего не обещал.

Маржана осознала: она не