– Твоя девушка… подруга.

– А! Нет. Она здесь. Но это разные вещи: девушка, подруга… Слушай, тебя все это не касается.

– Прости, – я опускаю голову. – Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. Ты же поможешь мне вернуться в Россию?

– Конечно, – мужчина кивает. – Но сначала мне надо отчитаться перед агентом комиссии и завершить одну операцию.

– Спасти еще одну девушку? – спрашиваю я.

– Нет, сдать копам бордель, промышляющий наркотой.

– То есть, наркота в этой стране – зло, а бордели сами по себе – норма?!

Грэй кивает.

– Пиздец какой-то, – говорю я.

– Ага. Ну а пока располагайся, чувствуй себя как дома… Можешь поплавать, кстати, ты с самого начала поглядываешь на этот бассейн…

Я краснею, умалчивая о том, что не сама искупаться хотела, а его сбросить в воду, а потом иду следом за мужчиной в сторону дома, все еще не в состоянии поверить своему счастью.

Две или три минуты мы идем длинными извилистыми коридорами, которые так пугающе (меня аж дрожь пронимает, честно говоря) похожи на коридоры особняка Хуссейна, а потом Грэй вдруг останавливается и без каких-либо дополнительных прелюдий распахивает передо мной одну из дверей на первом этаже усадьбы.

– Жить пока будешь здесь, – говорит мужчина спокойно-равнодушным тоном, но для меня, спавшей последние несколько дней на грязном белье в какой-то замызганной, пропахшей чужим потом и чужой болью каморке, открывшийся вид кажется просто раем на Земле.

Это большая и очень уютная комната, окна которой выходят на сад в цвету. Никаких обшарпанных стен, металлических решеток, шатающихся стульев и ведер с погнутым дном. С одной стороны – что-то вроде будуара: кровать с белоснежным чистым бельем (даже издали я чувствую отчетливый и очень сильный аромат лавандового кондиционера для машинной стирки), большое зеркало и стол с приставленным к нему мягким креслом.

С другой стороны – как бы открытая ванная комната. Спрятанная за клеенчатой шторкой с узорами ванна, такая же белоснежная, как и постельное белье, явно недавно вычищенная специальными средствами. Под ней пестрый коврик с махровым ворсом, чтобы ногам было тепло и мягко выходить из воды. Новые пушистые тапочки. Аккуратный умывальник с мылом, зубной пастой и щеткой в стаканчике. Полотенца на крючке: большое и два маленких. Унитаз за дополнительной шторкой.

Между будуаром и ванной – большой и очень удобный платяной шкаф и тумбочка с телефоном… Телефон! У меня аж сердце замирает, пропуская удар, а потом начинает колотиться, как сумасшедшее.

Я быстро оборачиваюсь к своему спасителю:

– Мне нужно немедленно позвонить домой! – выпаливаю Грэю практически в лицо.

– Домой – это в Россию? – зачем-то уточняет мужчина.

– Ну конечно! – говорю я. Неужели это и так непонятно?! Я же только что вырвалась из сексуального рабства! Первое, что я хочу сделать, – это дать знать своим родным, что я жива и даже (невероятно, но факт!) здорова!

Но мужчине, кажется, совершенно непонятно мое рвение. И он, кажется, не собирается разрешать мне прямо сейчас звонить маме и брату.

– Что такое?! – возмущаюсь я сразу же, готовая скандалить, если придется. Он же сам только что вытащил меня из лап этого ублюдка Хуссейна, он же сам пообещал вернуть меня домой…

– Это небезопасно, – говорит Грэй.

– В каком смысле?! – фыркаю я.

– В прямом, – мужчина закатывает глаза и смотрит на меня, как на неразумное дитя, а я на него в это же время – как на злодея, который собственноручно разлучает меня с семьей. – Мы находимся в стране с таким уровнем скрытой, незаметной ненаметанному глазу преступности, что нужно быть очень, очень, очень осторожными и предусмотрительными.

Я киваю, но пока не понимаю нихрена.

– Тут все прослушивается, – продолжает Грэй. – Просматривается. Прослеживается. Я постоянно проверяю дом на наличие жучков. И время от времени нахожу их, знаешь ли… Это при том, что у меня тут отличная система охраны и не бывает посторонних людей, которым я не доверяю.... Но я никак не могу проверить чистоту телефонных линий связи, – он разводит руками. – Конечно, есть определенные знаки, явно говорящие о том, что разговор прослушивается… Щелчки, например. Еще есть методы шифрования. Но все-таки ты не можешь просто взять телефон, набрать номер своей матери, дозвониться до России и сказать ей: «привет, меня только что спасли из сексуального рабства!» – понимаешь? Может прокатить, а может и нет. Это опасно. Если не хочешь снова попасть в лапы к Хуссейну или к кому-нибудь похуже – не трогай телефон, не выходи без разрешения с территории усадьбы, да и вообще будь паинькой и слушайся меня. Тогда будешь в безопасности. Обещаю, что я свяжу тебя с матерью, как только появится возможность.

– Спасибо, – говорю я мрачно.

С одной стороны, я все понимаю. Ну, а чего я ждала, блять?! Может, думала, что меня еще и по национальному телевидению покажут, как героиню, спасшуюся из лап насильников?! Наивная идиотка.

С другой стороны, мне чертовски обидно и больно, ведь я теперь вроде бы свободна – а вроде бы и нет вовсе, просто тюремщик сменился.

Неприятно.

– Пожалуйста, – Грэй усмехается, видя мое недовольство и то, как я сразу поникла головой, а потом напоминает: – Тебя чуть было не изнасиловали десять мужиков, радуйся, что этого не произошло.

Он прав. Я должна радоваться.

Но тогда почему на душе так паршиво, страшно и одиноко?

Прежде чем оставить меня наедине с самой собой, Грэй обещает, что через час будет обед и меня позовут.

– Разве я не буду обедать здесь, в своей комнате? – спрашиваю рассеянно.

– Можешь и здесь, – мужчина пожимает плечами. – Но у нас есть столовая, где мы собираемся время от времени всей командой… ну, если нас с парнями можно назвать командой. Вообще-то, мы все тут наемники.

– И сколько вас всего? – уточняю я.

– Трое, – говорит Грэй. – И мне кажется, сегодня отличный повод собраться. Я познакомлю тебя с Тони и Майклом.

– Ладно, – я соглашаюсь.

Мне не то чтобы очень хочется общаться с какими-то посторонними людьми (тем более мужчинами, после всего случившегося я испытываю нерациональное, но чертовски сильно отвращение ко всему мужскому полу), но выхода у меня нет.

Пока есть немного времени до обеда и вынужденного знакомства с товарищами Грэя, я решаю принять ванну, понежиться в горячей воде и хорошенько расслабиться. Первый шок после попытки группового изнасилования, а затем неожиданного и чудесного спасения наконец прошел, и теперь это самая необходимая для меня на данный момент вещь.

Чистая одежда у меня уже есть – но истерзанное, пропахшее чужим потом тело по-прежнему помнит сотни и сотни мерзких прикосновений, когда в доме Хуссейна меня чуть было не трахнули десять или пятнадцать мужиков разом… Меня откровенно тошнит от одной только мысли о том, что другим девчонкам со всего мира, приехавшим в Объединенные Арабские Эмираты на отдых, учебу или работу, не везет так же сильно, как мне, и в последний момент их не успевают спасти ни рыцарь на белом коне, ни наемник в черном никабе. Им приходится терпеть в себе десятки членов, а потом и вовсе становиться шлюхами в публичных домах арабских преступников…