– Ну что же, начинайте! – махнув рукой, хозяин дома дает разрешение своим парням делать со мной все, что угодно…

Их много, больше десятка. Посчитать точнее мне мешают мое разбитое состояние и то, что они постоянно перемещаются по комнате, не зная, с какой стороны ко мне лучше подступиться…

Я сопротивляюсь изо всех сил, рычу, огрызаюсь, бросаюсь в атаку как дикая кошка, царапаюсь, вцепляюсь ногтями в мерзкие мужицкие рожи, пинаю по яйцам… Разумеется, это не продлится долго, и я прекрасно знаю, чем все сегодня закончится. Меня изнасилуют. Много, много, очень много раз. Порвут в клочья, в кровь, затрахают, возможно, изобьют, если им надоест моя прыть. Но так просто я им не дамся. Они не заставят меня быть покорной, стать тряпкой, безвольным телом, дыркой для их членов.

Наконец один из парней хватает меня сзади, удерживая одной рукой поперек талии, а второй – чуть выше груди, при этом прижимая мои руки вдоль туловища. Я сгибаю ногу в колене, пытаясь ударить его пяткой в пах, но он ловко уворачивается. Бью затылком в лоб, отчего он рычит, на мгновение ослабляет хватку, но потом вцепляется еще сильнее и больнее.

– Ах ты сука! – орет он, швыряя меня на пол, так что я отлетаю к стенке и ударяюсь головой, а там уже другой парень забирается на меня сверху, прижимая бедрами к холодному паркету. Третий садится на мои ноги ниже колена, чтобы обездвижить, еще два держат руки, еще один пытается пристроиться так, чтобы засунуть мне в рот свое хозяйство…

– Откушу! – рычу я, и по моему взгляду он понимает: я не шучу. Он отказывается от этой идеи. А может, отказывается потому, что у меня губы в крови измазаны: не очень-то эротично смотрится. Зато остальные в несколько рук переворачивают меня на живот, прижимая к полу, заставляют раздвинуть ноги, и я сжимаюсь, предчувствуя, что вот-вот в меня вобьют первый член.

Вдруг слышится снова голос господина Хуссейна:

– Стойте! – и все замирает.

Меня по-прежнему держат в несколько рук, грубо и жестко, так что потом явно синяки будут, но при этом все ждут чего-то…

Что за задержка? Это раздражает.

Можно уже просто покончить со всем этим, пожалуйста? Я устала. Я хочу побыть одна и полежать, с головой накрывшись одеялом. Хочу вытереть кровь с лица и чужой пот со своего тела… А ведь они только начали. Даже не представляю, сколько из них решат кончить мне на лицо, в рот или между грудей… От мысли об этом меня снова тошнит и чуть не выворачивает наизнанку. Но желудок уже пустой, так что я обхожусь рвотными позывами.

– В чем дело? Что случилось, хозяин? Хозяин? – слышится со всех сторон. Я чувствую, как мои насильники ослабляют хватку.

– Ее хотят купить, – заявляет Хуссейн.

– Что? Она ведь уже не девственница! – кричит кто-то из числа парней.

– Ее покупатель прекрасно это знает, – фыркает хозяин дома. Его псы расступаются, отпускают меня, и я снова вижу господина Хуссейна. Он наклоняется ко мне и говорит: – Лучше бы тебя выебали мои псы. Потому что тот, кто тебя купил, один хуже их всех.

Последние слова господина Хуссейна все еще отчетливо звенят у меня в ушах, пока полуголые мужики, явно чертовски недовольные тем, что им таки не позволили засунуть в меня свои члены, снова тащат меня куда-то по длинным и извилистым коридорам хозяйского поместья…

В такие моменты я, наученная горьким опытом, уже даже не сопротивляюсь: это совершенно бесполезно. Вырваться не получится – зато можно здорово огрести от своих мучителей. А силы мне еще явно понадобятся, ведь судя по всему, от происходившего всего пять минут назад кошмара меня любезно «спас» какой-то законченный маньяк и извращенец.

«Тот, кто тебя купил, один хуже их всех», – так сказал господин Хуссейн. Но – о боже! – что может быть еще хуже, чем групповое изнасилование больше чем десятком разъяренных, голодных мужиков?!

У моего покупателя что, своя собственная пыточная в доме?! И он собирается издеваться надо мной какими-то особыми, изощренными способами?! Втыкать в меня трубки, иголки?! Пытать током?! Нет, ну серьезно! Я не представляю, что может быть страшнее, чем то, что хотел сделать со мной хозяин дома, который я покидаю…

Впрочем, я изо всех сил стараюсь пока просто не думать, что ждет меня дальше, а то становится совсем уж страшно. Всего пара дней прошла с момента, как я оказалась в этом аду, но мои силы уже заканчиваются. Не так-то просто сохранять силу воли и надежду, когда к тебе относятся, как к вещи, пусть и довольно дорогой, когда ты в чужой стране, вдали от близких и любимых людей, и не можешь рассчитывать ни на кого, кроме себя самой…

Хорошо хотя бы, что я от природы упрямая, и что у меня есть стимул, причина вернуться домой живой и с неповрежденным рассудком (на неповрежденное тело я уже не рассчитываю): мои брат и мама.

Интересно, как они сейчас?

Не забрали ли у них деньги, из-за которых я попала сюда?

Догадалась ли мама, что я не в Казань к подруге уехала? Ведь у меня и вправду совсем нет там никаких друзей…

Может, мама все сразу поняла и даже обратилась в полицию? Может, меня уже ищут? Только найдут ли… Ведь для этого сначала нужно выйти на агентство, через которое я пыталась продать девственность. А я сама старательно скрыла все следы этого контакта.

Надежда и безнадега перемешиваются в моем воспаленном разуме, а мое тело тем временем притаскивают в какую-то маленькую каморку, и один из парней бросает на ломаном английском, который я едва понимаю:

– Одеваться!

Они швыряют меня на пол, я с трудом поднимаю тяжелую от мыслей, страха и хронической усталости голову и вижу прямо перед собой кожаные коричневые сандалии, длинную темно-синюю сорочку с треугольным вырезом и цветочной вышивкой на груди, палантин такого же цвета, предназначенный, видимо, для того, чтобы покрыть им голову от жары и спрятать лицо, и даже комплект нижнего белья, явно чуть больше моего размера, но это не важно… Главное – это одежда, чистая, совершенно новая одежда! Интересно, это дар старого господина или нового?

Второй раз меня просить не приходится: хоть я и плохо стою на ногах, но все же заставляю себя собрать в кулак последние силы и одеться. Палантином я заматываюсь так, чтобы было видно только мои глаза.

После этого парень снова рыкает:

– Пошли! – и меня опять хватают под руки и тащат…

Мы оказываемся снаружи поместья. За воротами стоит автомобиль, и я понимаю сразу: это не господина Хуссейна, это того маньяка, что купил меня… Между тем, сам хозяин дома выходит меня проводить. Делает шаг навстречу, срывает палантин с моего подбородка и рыкает прямо в лицо:

– Ты от него не спрячешься!

Отпрянув, я огрызаюсь в ответ:

– Зато от тебя буду подальше!

Господин Хуссейн начинает смеяться, а меня заталкивают на заднее сидение автомобиля, и тонированные стекла сразу приглушают яркий свет. Дверь машины захлопывается, и я остаюсь в тишине и полумраке.