— Прошу прощения, — начала она, сама не понимая, за что извиняется — Нейер Дангорт, я…

Он покачал головой:

— Дейрил.

Поймав вопросительный взгляд любовницы, пояснил:

— Не называй меня "нейер Дангорт", пока мы одни. Моё имя Дейрил.

…В комнату, где её ждали, Амелла Радонир вошла невероятно напряженной.

Всё бы ничего, но тело её заледенело, будто наполнившись льдом по самую макушку.

То, что происходило прежде, теперь же казалось розовой сказкой для сопливых детишек.

Настоящая опасность началась именно после вскользь брошенного в коридоре полупризнания…

И теперь… вот теперь нужно спасаться!

Амелла не знала, как. И не знала, от чего именно.

Она только чувствовала, ЧТО ей нужно…

…БЕЖАТЬ!

И чем быстрей, тем лучше.

______________________________

*Тьманницы — громадные пауки, имеющие когти на лапах, которыми они ловят непослушных детей и клыки, которыми перекусывают тем шеи. Персонажи детских страшилок, не существующие в реальности, хотя… кто знает, кто знает

Глава 11

Обучение загадочному "этикету", которым больше чем рассказами о темных пристрастиях Карателя, напугала девицу Радонир прислуга, оказалось не таким уж и трудным.

Правда, девушке приходилось многое запоминать, а многое улавливать почти на лету, но разве это уж такая трудность для молодого, здорового разума?

Впрочем, сам нейер Дангорт, узнав о потрясающих успехах кандидатки в… а, да! Это позже… Он же ещё ничего не решил.

В общем, узнав о потрясающих успехах наложницы, объяснил он всё гораздо прозаичнее. И грубее, совсем в своей излюбленной манере.

— У тебя, Амелла, пусто в голове, — высказался ровно на пол плюнул — А пустота, она знаешь… ей ведь всё равно, чем её заполнят, знаниями или ещё чем… Так вот и выходит. То, что ты усваиваешь всё без труда, меня несомненно радует, но и не удивляет. Так что сотри, пожалуйста, с лица этот горделивый румянец, красавица.

И замолчал, любуясь пассией, как и теми переменами, которые успели с ней произойти и продолжали происходить за последние дни.

Из девушки постепенно будто выветривались "дерганность" и хамовитость. Затравленности и пугливости всё меньше оставалось во взгляде. Это радовало. Очень сильно радовало, потому что, вопреки страшилкам авторства Нелли Трейд, Райны и прочих, нейеру Дангорту вовсе не хотелось бы, чтоб девчонка мочила кружевные панталончики только при одном упоминании его имени.

Нет! Разумеется то, что Амелла делает глаза по колодцу всякий раз, когда ложится в постель Хозяина, здорово его заводит. А еле слышные писки и тяжелое дыхание любовницы отдаются внизу живота приятной тяжестью и волнующей болью… И когда дрожит стройное, карамельное тело под горячими ладонями, тогда и вовсе у Карателя сносит голову!

Но пусть уж боится только там, наедине с ним.

Пусть сжимается и всхлипывает от страха, никому не известная, тайная, прикрытая только серебром волос и ночным светом.

Пусть прижимается к разгоряченному телу Хозяина, пусть ищет утешений и защиты у источника своего ужаса.

И пусть, вглядываясь в безобразное лицо, в темные пропасти глаз потешно кривит рот, прикусывая нижнюю губу верхними, широкими как у зайца, зубами.

И пусть же вновь смотрит, смотрит и смотрит, ощупывая рубцы на теле и лице Хозяина осторожными взглядами, в которых интерес перемешивается с отвращением!

Её страх, её ужас, её покорность должны принадлежать только ЕМУ.

И пробуждаться это всё должно только ТАМ — в их спальне. Ночью.

Днём же…

Днём пустоголовой дурочке Радонир надлежит быть пустоголовой дурочкой Радонир, пушистой, нежненькой и вежливой. Ровно такой, какую теперь и воспитывают Ридд и две, приглашенные из специального Пансиона в Дангорте, воспитательницы.

И у них, и у неё — получалось. Всё получалось. Невероятно быстро и хорошо.

Это радовало, да. Но и настораживало одновременно…

Дело в том, что старания преподавателей нейер Подозрительность мог понять — светила от педагогики просто честно отрабатывали своё жалование.

А вот сама наложница…

Ради чего она так старается? Ради чего, сжав зубы, терпит нотации, непривычные корсеты и бесконечные одергивания? Ради чего терпит связанные широкой тесьмой для тренировки "приличной походки", ноги? Ради чего, скрипя застоявшимися, сельскими мозгами, заучивает бесконечные правила? И ради чего побелевшими губами постоянно повторяет и повторяет их?

Ради него, Дангорта? Чтоб порадовать и расположить к себе? Да. Конечно! Это же каким дураком надо быть, чтобы купиться на такое!

Так он ей и поверил.

…Менерина никогда не старалась.

Едва и наскоро заучив некоторую салонную премудрость и несколько раз попользовавшись ею, тут же выкинула всю науку из головы, как красивую, но недолговечную бумажную салфетку.

Через пару, тройку "обязательных присутствий" на приемах и казнях, нейер Дангорт наблюдал перед собой то, что имел изначально — ту же Менерину Корд, которую получил от своих подручных. Маловоспитанную, пугливую дочь землекопа и швеи.

Хорошенькую до невозможности. Шумно чавкающую за столом. Зевающую так, что за целость её щёк было в самом деле страшно…

Но всё ещё заводящую, всё ещё не надоевшую, всё ещё готовно и жадно принимающую его Силу.

Жаркую на любовном ложе и жалкую в сумасшествии…

Тихую при жизни. Тихую и в смерти.

И не надо быть излишне проницательным или чутким, чтобы сообразить, что нынешняя наложница, преемница Менерины — другая.

Ясно же, что таится за кажущейся покорностью и наработанными манерами.

Поверить, что Амелла Радонир смирилась с уготованной ей участью было равно самому себе водрузить шутовской колпак на голову.

Наглая, холодная, сереброглазая мерзавка просто затаилась, так замирают кошки и змеи перед прыжком. Точно так…

Замерла. Начала подготовку, забравшись в укромное местечко, следит ледяным взглядом за теплой добычей, весело суетящейся и не подозревающей ничего…

*от автора: Ну и как? Каково тебе чувствовать себя нежной мышкой, зажатой в когтях серебристобелой кошечки, нейер Дангорт?

Итак, никакой мышкой — ни нежной, ни старой, ни тем более сожранной и переваренной Хозяину Дангорта быть не хотелось.

Дожидаться, пока стервочка Радонир, постигнув науку лицемерия, обольщения и запудривания мозгов, приберет к рукам всю власть в его Доме или замыслит бунт — тоже.

Рисующийся в воспаленном подозрениями воображении Карателя бунт вполне мог стать реальным, поскольку в беглый курс салонной науки кривляния и лицедейства входили также хоть и куцые, а всё таки политические начальные знания. Они и были зернами, которые вскорости могли бы дать хоть и мелкие, а всё таки плоды.

Поэтому, наказав подручным и поверенным следить за хитрожопой пассией вдвое… нет, втрое или даже вчетверо внимательнее, чем они следили за ней до этого момента, воззвал к своей внимательности сам, и изо всех сил!

Старания увенчались успехом. Это был тот самый, редкий случай, когда