Амелла Радонир пошевелила затекшими плечами. Свела лопатки. Сузила глаза.

"Снутри значит, — подумала, сурово сжав губы — Снутри так снутри. Так тому и быть."

…И, когда совсем поздно ночью пришли за ней, не сопротивлялась.

Молча дала себя и причесать, и одеть.

После шла по уже знакомому коридору ровно княжна, улыбаясь слугам.

Щурила сияющие холодом и серебром глаза, считая двери…

…пять…шесть. Последняя.

Войдя в спальню, учтиво склонила голову, как учила Ридд:

— Вы уж меня простите за былое, нейер Дангорт. Ополоумела сперва! Весь белый день до закату думала, даже поплакала от стыда. Верьте, теперь будет всё как вы скажете! Только и вы уже не соврите. Хорошо?

Дангорт, обернувшись от постели, возле которой стоял, прищурился. Безобразное и без того лицо, искривила усмешка.

Видно было даже крысе, замершей в темном дальнем углу и отбрасывающей на стену неровную, горбатую тень, что маг — отщепенец не верит своей вдруг измучившейся раскаянием наложнице даже на ту самую кривушку…

— Ну, ну, — вымолвил он насмешливо — Совесть замучила, говоришь? Проси прощения, Амелла, что ж… Интересно посмотреть, как ты будешь это делать.

И девица Радонир, судорожно сглотнув холодный, липкий комок, забивший горло, потянула с плеч тонкую розовую, атласную сорочку…

________________________________________

*Смарь — враждебная сущность, по преданиям обитающая в стоялых прудах, озерах и омутах. Заманивая туда людей, топит и пожирает их. По факту же, один из двоюродных братьев Амеллы просто утонул пьяным. Хотя… кто знает, кто знает;)

*Кривушка — кожаная монетка малой ценности

*Меренка — плодовое дерево

*Горелка — факел

*Голяшка — голая ветка или палка

Глава 9

Он не верил ей.

Ни на кривушку, ни на каплю, ни даже на самую крохотную частицу самой крохотной песчинки.

Ложь была так явно заметна, что глядя на пунцовеющую фальшивым стыдом и криво улыбающуюся любовницу, нейер Дангорт едва сдерживался, чтоб самому не расхохотаться.

Девка раздевалась поспешно, неуклюже, путаясь в сорочке и белье, подскакивая то на одной, то на другой ноге и тяжело дыша. При этом, однако же, не забывая слать Хозяину особые, "зовущие" взгляды и улыбки — нарочито вежливые и ненастоящие. Они были похожи на бумажные цветы или сделанные из тряпок фрукты — нелепо раскрашенные, аляпистые, не имеющие ни вкуса, ни запаха.

Просто мёртвые.

Дангорт откинулся на подушки и, уперев одну ногу в толстое, тяжелое одеяло, наблюдал за этим представлением, от всей души веселясь.

Ясно, что этому лицедейству наложницу обучила Ридд. Ну, либо ещё кто — то из этих шлюх — служанок, пара которых были бы совсем не против того, чтоб оказаться здесь и сейчас на месте лицемерной дурочки Радонир.

— Давай, давай, — подбодрил нейер, изо всех сил борясь с рвущимся изнутри смехом и (несмотря ни на что, да!) нарастающим желанием — Молодец, Амелла. Я тебе верю… почти. Раздевайся помедленнее. Клянись в искренности и преданности.

Та, наконец — то высвободив из тканей стройное, беленькое, сахарное, слегка покрытое ровно глазурью, бисером пота тело, машинально прикрылась руками и истово закивала головой:

— Клянусь, нейер! — громко сглотнула, краснея даже плечами и верхушками грудей — Говорю, не вру же…

Каратель скинул ноги с постели, вдруг поймав на себе странно — неодобрительный взгляд пассии.

"Не нравится ей, — быстрая мысль дернула острой, простудной болью — Не нравится… что?"

И тут же мысль эту подавило желание, жесткое, привычное, безопасное.

— Иди сюда, — бросил фразу, будто собаке обглоданную кость — Хватит кривляться.

Стянув с плеч рубаху, рывком привлек подошедшую девушку к себе.

— Раздвинь ноги, — одним движением развязав пояс брюк, высвободил напряженный, пульсирующий болью член — Садись на него.

Лицо и тело наложницы полыхали вечерним заревом, ладонь Карателя, коснувшаяся её бедра, обожгла пожаром.

Девица Радонир тихо ойкнула и дернула головой, пытаясь… спрятаться?

— Не сметь отворачиваться! — рявкнул Дангорт, отметая начисто все возможные протесты — Ноги шире. Да, так.

Крепко удерживая Амеллу одной рукой под поясницу, другую просунул меж хрупких бедер. Стараясь не торопиться, развел пальцами неотзывчивые складочки почти девственной плоти.

По ощутимому равнодушию тела пассии ясно было как белый день, что эта деревянноголовая дура снова ничего не желает.

Ну так… и что с того? Она, может быть, вообще ничего никогда не захочет…

И НЕ НАДО.

— Я сделаю, как вы скажете, нейер Дангорт, — шелестнуло над ухом, и обдало холодом — Стерплю, раз нужно…

— Да? — наигранно удивился он, переместив руки на узкую поясницу девушки — Ну, как пожелаешь. Видно, доброта моя мне же и выйдет боком… Ладно. Иди ко мне.

Невзирая на молчаливый, но ощутимый протест, притянул наложницу к себе на колени и заставил принять горящий, ноющий член в её ледяное лоно, так рьяно отвергающее его.

Вобрав в себя стонущую от желания мужскую плоть, Амелла двинулась, каким — то седьмым, звериным чувством уловив то, что должна делать. Уперевшись маленькой, крепкой ступней в одеяло, она положила ладонь на мускулистое плечо Хозяина и, заглянув в обезображенное лицо, плавно качнулась навстречу.

— Двигайся, двигайся, — шипел он сквозь зубы, крепко придерживая девушку одной рукой, другой грубо лаская груди — Сама знаешь, что надо, тело твоё знает… Не противься только, слышишь? Не сопротивляйся, говорю! Не отталкивай, не гони меня… Опять морочить тебя придется, тебе же хуже! Да и мне… тоже.

И вот тут — не промахнулся!

Последний выхрип — выкрик попал точно в цель, как мелкая пулька в монетку.

При упоминании морока глаза девушки, внезапно расширенные, залило серебром, на этот раз кипящим и жарким.

— Не надо, — прошептала холоднокожая красотка одними губами, послушно отдаваясь рукам и страсти Хозяина Дангорта — Не надо, пожалуйста, пожалуйста, не надо… Нет!

Легкие движения её тела вдруг стали сильнее. Ноги, давящие постель и пол, напряглись, а ногти впились в медальное, смуглое, мужское плечо.

Внутри неё стало теплее, казалось, девчонка вот — вот закипит, ровно вода на медленном огне!

Теперь она старалась. И старалась изо всех сил. Пусть и желание, только только просыпавшееся в ней, было слабым, но слабый отголосок его уже родился, звеня болью и нетерпением, когда…

…когда Каратель, не покидая тела пассии, перевернул её на спину.

Навалившись сверху и, прижав ногу наложницы к своему бедру, вошел до отказа, не обращая внимания на короткий, резкий взвизг, слегка тронувший оболваненный страстью слух.

— Хочу тебя, Амелла, — шептал… нет, выдыхал резко, с каждым ударом приближаясь к заветному финалу — Не верю тебе нисколько! Но хочу. Давай…

Резко двинул бедрами, будто стараясь разорвать тело пленницы наполовину.

— Давай! —