— Ты, наверное, шутишь, — сказала я. — Линетт, что случилось?

Повисла долгая пауза.

— Секс случился, — захихикала она.

— Что, прости? — Я была уверена, что ослышалась.

— Секс случился, — повторила она. — Это было невероятно.

— Ты так шутишь, да?

— Нет, я не шучу. Мелани и Вэйд просто замечательные. Веселые, счастливые, очень приятные люди. Мы немного выпили, потом еще немного, потом Вэйд предложил потереть мне спинку, Мелани начала целовать меня, и Керт тоже меня целовал, а потом я очнулась только в спальне. В постели, вместе со всеми. Голой.

У меня пропал дар речи.

— И вы теперь будете встречаться регулярно? — спросила я наконец, понимая, как протокольно это звучит.

— Не знаю, — сказала она. — Может быть.

Майкл Авила все еще не звонит.

На сегодня все.

В.

И сегодня опять не позвонил. Я знаю, он врал, что ему нравятся мои волосы.

Мои догадки подтвердились!

Только что слышала от моей новой подруги Донны Голд, которая слышала от одной из шишек, что С. Дж. Пэттерсон забрала своего ребенка из команды Джерри Джохенсена. Подробности неизвестны, но это как-то связано с «неподобающим поведением». Предполагая, что С. Дж. больше не презирает меня, я позвонила ей и оставила на автоответчике сообщение: «Позвоните мне, если у вас есть желание поговорить о ситуации с тренером Джохенсеном».

Она пока не позвонила. Майкл Авила тоже.

На сегодня все.

В.

Нашла на автоответчике сообщение. Два слова: «Ты сука». Женский голос. Я его не узнала. Проиграла сообщение еще раз, прижав ухо к автоответчику. Проверила АОН. Время звонка девять двадцать, номер не определен.

Телефон зазвонил. Я схватила трубку и рявкнула:

— Что вам надо?

— Эй, малыш, успокойся. Это всего лишь я.

— О, Диана. — Я глубоко вздохнула.

— Я уже еду, — сообщила она. — Вот заехала купить закуски. Как ты относишься к грибному паштету?

— Боюсь, что у меня нет аппетита, Диана. Может, мы отложим твой визит?

— Исключено. Буду через двадцать пять минут. Отпразднуем!

Диана приехала с бутылкой газированного сидра и коричневым пакетом из «Прованса», небольшой закусочной, где продавцы чопорные и молчаливые, а буханка хлеба стоит шесть долларов. У нее челюсть отвисла при виде моей новой прически.

— Это действительно то, что я думаю?

— Нет, я не собираюсь играть Питера Пена на Хэллоуин. А для узницы концлагеря я слишком жирная.

— Глупышка. — Диана потянулась ко мне, провела рукой по жесткому ежику. — Я хотела спросить, не означает ли эта стрижка некий сдвиг в твоих, скажем так, романтических наклонностях?

— То есть не стала ли я вдруг лесбиянкой? Нет.

— Жалко. — Диана скинула туфли и прошла прямо в столовую. Педикюр у нее был великолепный. Извлекла из пакета хрустящий французский батон, грибной паштет, тортеллини и два толстых куска шоколадного торта. — Между прочим, Вэлери, ты вовсе не жирная. Ты аппетитная. — Она ткнула пальцем в мою задницу. Я смахнула ее руку, недоумевая, почему Диана играет со мной в эти игры: в городе наверняка достаточно приверженниц однополой любви, чтобы ей было чем заняться.

Диана уверенно двигалась по кухне, доставая тарелки, бокалы, серебро и салфетки. Она точно знала, где что лежит, и я с содроганием вспоминала, как она втиралась в нашу семью «ассистентом» Роджера.

— Диана, скажи мне правду.

— Конечно, дорогая. — Она взмахнула ресницами. — О чем?

— Когда ты работала с Роджером, это действительно была работа?

— Хм-мм… — Она поставила баночку с паштетом и облизала палец. — Да, в некотором роде. Роджер не слишком загружал меня, но он знал, что мне нужен заработок. Чаще всего мы просто разговаривали. И чем больше он говорил, тем меньше мне нравился. Постоянно жаловался на тебя, хвастался своими любовницами, обсуждал выгодные вложения. — Она положила тортеллини в чашку. — Именно так я узнала о золоте: он обожал говорить о деньгах. И обожал тратить их на кого угодно, кроме тебя.

Я сама удивилась — на глазах появились слезы. Диана тоже это заметила.

— О, солнышко, прости меня. Ты и сейчас такая ранимая. — Она улыбнулась, просияла. — Эй! Смотри, чья очередь плакать. Твой бывший до сих пор в каталажке, у него даже ночного горшка нет!

— Откуда ты знаешь, что он сейчас в тюрьме?

— Он мне звонил, подонок. Просил внести залог, взять его на поруки. Я сказала, чтобы забыл об этом. Сиди, сказала, и думай о своих ошибках, чтобы поладить с Высшими Силами. — Она подмигнула и ткнула в меня большим пальцем.

Диана рассказала, что Роджер не смог на этот раз собрать сумму выкупа. Отец не захотел выкупать его, никто из родственников тоже не помог. Как только его выпустят через неделю-другую, у него не будет ни дома, ни работы. Он не привык ничем заниматься, кроме как тянуть деньги с родителей, и за новую пьесу он вряд ли много получит. Он даже не может заняться преподаванием из-за Алисиных обвинений в сексуальном домогательстве. Диана думает, он скоро опять переедет к родителям.

— Какое ничтожество! — сказала она, поддев вилкой тортеллини. — Подожди! Чуть не забыла. — Диана наполнила свой бокал, потом мой. — Тост за Вэлери Райан — самую приятную, соблазнительную и богатую женщину из всех, которых я знаю. Ты заслуживаешь всего, чего хочешь, и даже больше, малыш. За тебя!

Диана звякнула своим стаканом о мой, отхлебнула. Я залпом опрокинула свой сидр, жалея, что это не вино.

— Ну скажи мне, — спросила Диана, — сколько у тебя теперь денег?

— Ну, несколько миллионов баксов.

— Умоляю, скажи, а несколько — это сколько?

— Шестьдесят три миллиона долларов. Плюс-минус.

— У-ууу-иии! — Диана заколотила по столу. — И что ты будешь делать с этой кучей денег?

Я сказала, что конкретных планов нет, но, может быть, куплю зимний дом в каком-нибудь теплом и тихом месте. Она предложила помочь мне как консультант.

— Нет, спасибо, — сказала я.

— Понимаю. — Она промокнула салфеткой губы. — Репутация у меня не блестящая. Но, если тебе понадобится помощь, предложение остается в силе. И обещай, что, когда купишь дом, пригласишь меня в гости.

Я посмотрела на нее. Черные волосы обрамляют лицо-сердечко, ниспадают на плечи. Тугие брючки цвета хаки подчеркивают плоский живот, длинные изящные бедра. Черный ребристый свитер с широким воротником облегает торчащую грудь и тонкие руки. Диане за сорок, но она пронзительно хороша, как подросток. На миг я представила, как это — быть с ней. Вспомнила Линетт и Розенов. И тут же, закрыв глаза, прогнала видения прочь.