Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проклятая потаскуха! — орал он, выгибаясь дугой в мою сторону.
Пристав завернула ему руки за спину, надела пару блестящих наручников. Он вырывался, бился, как бешеная собака, и кидал на меня яростные взгляды, пока его не вывели наконец за дверь.
Омар повернулся ко мне. Меня трясло, но он был совершенно невозмутим.
— С вами все в порядке?
— Со мной все отлично, — сказала я, и это была чистая правда. — Все просто прекрасно.
— Мои поздравления, мисс Райан. — Он протянул руку и подмигнул мне.
— Спасибо, мистер Слаадк.
— При других обстоятельствах я бы напросился на обед, но через полчаса у меня встреча с новым клиентом и, боюсь, надо еще переодеться.
— Зачем?
Он распахнул пиджак и показал мокрую от пота рубаху.
— Вот почему юристы носят пиджаки.
— Даже так?
Мысль о полученном богатстве таилась на самом краю сознания, припрятанная для будущих наслаждений, как кусок шоколадного пирога на дальней полке холодильника. Мне хотелось кружиться волчком, прыгать и кричать в небо: «Я богата! Богата!!» Но не здесь, не сейчас, не в этом месте, оскверненном моим бывшим мужем.
Мы с Омаром вместе вышли из зала суда. На скамейке сидела Серфингистка и кусала ногти.
— Уже кончилось?
— Вы сами или помочь? — спросил Омар.
Я сказала, что сама разберусь.
Подошла к ней ближе, так близко, что стало видно миниатюрную татуировку над левой грудью. Сердце, и в этом сердце имя — Роджер.
— Да, уже кончилось. На твоем месте я бы попросила мамочку с папочкой выдавать побольше на карманные расходы, потому что твой дорогой остался гол как сокол.
— Что значит — гол как сокол? — У нее округлились глаза.
Мне стало легко и радостно.
— Значит, что ему очень повезет, если будет хватать денег на автобус.
Я вылетела на улицу, плюхнулась в джип и ехала, ехала, ехала, пока не очнулась на Черном озере. Над ним стоял призрачный туман. Но среди диких гусей, гуляющих в высокой траве, я была одна. Выключила двигатель, сжала баранку и закричала: «ГОСПОДИ! ГОСПОДИ! ГОСПОДИ!»
Еще один долгий, громкий крик. Я включила двигатель. Вспомнились все укоры Роджера за трату денег. За покупку теплого зимнего пальто, до распродажи. Вспомнилось, как я купила однажды гамак, а он вернул его в магазин, ни слова мне не сказав. Как он всегда покупал гвоздики, потому что они самые дешевые, и раскошеливался на розы или тюльпаны, только если хотел секса. Как он принес мне специальный чехол для отрывных купонов, надеясь, что я перейму от его матери привычку вечно экономить. Вспомнились все планы на отпуск, от которых он отказался, потому что «это слишком дорого, и вообще, зачем нужно уезжать из города в отпуск, когда и здесь можно прекрасно провести время?».
Я опустила заслонки от солнца и посмотрела в зеркало на свое лицо. «Ты богата, Вэлери Райан». Засмеялась, потом заплакала, глядя на туман, белым саваном встающий из озера, и на гусей с их красивыми длинными шеями, крепкими крыльями, теплое солнце грело мне щеки, и я думала: «Да. Жизнь хорошая штука».
Позвонила маме по сотовому, она сразу заинтересовалась, планирую ли я переезжать (нет), или перестроить дом (может быть), или поехать в круиз (непременно). Никаких определенных планов у меня не было. Я знала только одно — больше мне никогда не придется волноваться из-за денег, Это было великолепное ощущение, совершенно чуждое и новое для меня. Первое, что надо сделать, решила я, — послать большой смачный чек семье Мэри на Филиппины, И еще чек для людей, которые хотят построить в городе детский музей, эх, может быть, я куплю им целое здание. Пошлю чек в приют для женщин, и чек в «общество гуманизма». Может быть, куплю себе новую машину, и целый новый гардероб, и сделаю пластику живота, ну хотя бы липосакцию. Может, куплю летний домик на севере и зимний на юге, на Карибах или даже в Италии. Правда, я не знаю итальянского, может, это и не такая уж хорошая идея. Но можно нанять репетитора или переводчика, который будет переводить мне, куда бы я ни отправилась. А может, ну ее, эту Италию, может, лучше что-то купить на одном из роскошных островков на побережье Флориды.
Сердце бешено колотилось, пока я ехала домой. У меня ни разу не было такого чувства, клянусь. Даже сейчас, когда я пишу это, где-то глубоко сидит страх, что на самом деле все не может быть так прекрасно и сейчас я проснусь, съежившись под каким-нибудь мостиком, прикрывшись газеткой и держа все пожитки под головой в пакете из супермаркета.
На сегодня все.
В.
К моему возвращению по электронной почте пришло письмо от мамы, она снова поздравляла меня, и еще письмо от Омара. Потом раздался звонок. Я полетела открывать дверь, ожидая увидеть Диану с бутылкой газированного сока в одной руке и парой бокалов в другой. Но это была Линетт. Глаза у нее опухли, из красного носа капало.
— Могу я с тобой поговорить? Пожалуйста?
Пригласила ее в гостиную.
— Посидим?
Она кивнула и побрела за мной. Пит оставил носки на кофейном столике, на диване валялись грязные тапочки. Пока я это все смахивала, Линетт медленно уселась. Пресс для чеснока я все-таки не заметила. Линетт вытащила его из-под себя и даже сквозь слезы улыбнулась.
— Нужная вещь. — Она протянула мне пресс.
— Ага. — Я вдруг с тайным восторгом осознала, что могу купить миллион прессов для чеснока, если захочу. Или нанять повара. Или каждый день заказывать ресторанные ужины. — Прости за кавардак. Здесь просто выгребная яма.
Линетт слабо отмахнулась от моих протестов.
— Все нормально. — Она шмыгнула носом. — Расслабься, у тебя замечательный дом.
Ну, раз эта жрица домашней гигиены отпустила мне грехи, я постаралась забыть о беспорядке.
— Рассказывай, что происходит. Хочешь чаю? Салфетки?
— Чаю — с удовольствием. А салфетки я сама принесла. — Она достала из сумки коробочку с ситцевыми салфетками, отделанными желтой тесьмой.
— Неужели ты их сама делаешь?
Линетт равнодушно пожала плечами.
— Ты меня поражаешь, — сказала я.
Это была чистая правда. Ее познания в домоводстве теперь восхищали меня. Неприязнь, которую я раньше к ней испытывала, была скорее восхищением, переросшим в ревность. Линетт приложила платок к глазам. Что могло превратить эту несгибаемо бодрую женщину в сопливую мямлю? Скоро выяснится. Я пошла на кухню вскипятить воду, но в коробке остался только один пакетик чая с ромашкой, и тот использованный.
— Линетт, может, просто воды?
— Да, все равно. Что угодно. Это не важно. Я просто хочу поговорить.